мои.
– О, – сказал парень. – Ага, – он разочарованно ощупал свои носки и ботинки. – Хорошо, забудем. Это было просто предложение.
– Я хотела сказать: это было бы ужас как мило, Гарри. Но в этом нет никакого смысла. Я тут же промокла бы снова.
– Ага, знаю, – сказал парень, все ещё осматривая её ноги. – Мне просто понравилась мысль о том, чтобы ты надела что-то моё.
– Какая прелесть, – девушка осторожно коснулась его загривка в том самом месте, где начинаются волосы. – Гарри, это прелестно.
– Забудем. Это была дурацкая идея.
– Ладно, послушай, – сказала девушка. – Послушай. Мы бы могли обменяться плащами. Мой оказался бы тебе немного тесен, но думаю, получилось бы. Ты этого хочешь, а, Гарри?
– Нет, – ответил парень. – Я ничего подобного и предлагать не хотел. Забудем об этом, Норма.
Она улыбнулась медленно и неясно, как если бы пыталась вспомнить сон. Два её пальца – большой и указательный – то смыкались, то размыкались на шее парня.
– Гарри, – прошептала она. – Гарри, взгляни на меня.
– А, знаю, – сказал Майкл. – Это бальная игра. Посмотри в глаза девушки – и увидишь всё, что когда- либо думал о себе. И никогда не сможешь увидеть её безобразия, потому что это значило бы, что сам ты безобразен и неискренен. Вверх по ручью, вниз по ручью – только взгляни на бедного молокососа.
– Майкл, я тоже ревнива, – сказала Лора.
Парень и девушка потянулись, чтобы поцеловаться.
Глаза они закрыли так плотно, что веки сморщились, и у них ушла минута на то, чтобы найти губы друг друга. Они целовались влажно и шумно, а затем сели настолько близко друг к другу, насколько могли, бедро к бедру, обхватив друг друга руками за плечи. Девушка все ещё улыбалась. Она ущипнула парня за ухо и сказала:
– Думаю, нам пора, Гарри.
Парень сорвал у неё с головы полиэтиленовый платок и провел пальцами по гладким прядкам.
– У тебя мягкие волосы, – сказал он.
– Как у младенцев. Я – единственная в семье, у кого они такие. Мама говорит, такие же были и у моей бабушки, а я её не помню. Гарри, нам пора идти.
Её голос прозвучал выше, чем раньше и теперь он дрожал, потому что рука парня упала с её волос на плечо, с плеча – на талию, а оттуда – на бёдра, где и осталась. В его пальцах угадывалось какое-то ожидание, как если бы их движения или неподвижность зависели исключительно от реакции девушки. Даже не потянувшись, чтобы убрать с бёдер его руку, она скользнула в сторону, и парень сразу же уронил руку.
– Гарри, – сказала она, скорее, дразня, чем упрекая. – Не на кладбище.
– Не на кладбище, – сказал парень умиленно. – Не в гостиной. Не на крыше. Не в парке. Не в кино. Не посреди проклятой пустыни Сахары. Правильно? Правильно?
– Не кричи, – сказала девушка, когда он отвернул от неё голову. Она взяла его подбородок в ладонь и удержала в неподвижности его руку. – Гарри, я просто не хочу всего этого портить. Я не хочу, чтобы с нами случилось что-то плохое, потому что один из нас, знаешь ли, хватается за другого.
– Хватается? Чёрт возьми, я тебя касаюсь сквозь твои проклятые плащ и платье – и что ты там ещё носишь, и, оказывается, я за тебя хватаюсь – о, Господи!
– Иногда я за нас боюсь, – сказала девушка. – Действительно боюсь, Гарри.
Парень вырвал подбородок из её руки.
– Чёрт возьми! – воскликнул он. – Чёрт побери!
– Аминь, – сказал Майкл.
– Гарри, Гарри, – позвала девушка. – Обернись и взгляни на меня.
– Не вздумай, Гарри, – предупредил Майкл.
Но парень уже обернулся, и девушка вытянулась, чтобы целовать его в лоб, бормоча: «Гарри, Гарри, Гарри». Она притянула его голову к своей маленькой груди и задержала её там, похлопывая его по щеке и закручивая его волосы вокруг своих пальцев.
– Мой Гарри, – шептала она, – мой бедный нетерпеливый Гарри…
– Не обращайся со мной, как с ребёнком, Норма, – голос парня звучал слегка приглушенно. – Не делай из меня ребёнка. Вы всегда так. И мне это не нравится.
Девушка рассмеялась.
– Это превращает тебя в ребёнка? – она ещё теснее прижала к себе его голову.
– Да, – сказал парень. Но Майкл и Лора его еле-еле услышали. Он оказался склонён вперёд под весьма неудобным углом, и голова его покоилась на груди девушки – при этом он всё пытался передвинуть ноги и занять более удобное положение. Он сказал что-то ещё, и девушка наклонилась, чтобы расслышать.
– Что ты сказал, Гарри?
– Я люблю тебя.
Она отпустила его голову, но он не распрямился.
– Знаю. Я знаю, что ты меня любишь.
– Ну, так я тебе снова скажу, – громко произнес парень. – Я люблю тебя, Норма.
– А я – тебя, – она подняла его голову и поцеловала его в губы, медленно провела рукой по его щекам и сказала:
– Идём, Гарри. Мы выпьем где-нибудь кофе или что-то ещё и явимся к моей матушке. Думаешь, ты с ней справишься?
– Только подай мне её, – сказал парень. Спрыгнув со стены, он приземлился на корточки, повернулся, протянул руку девушке и сказал:
– Прыгай. Я тебя поймаю.
– А ты уверен? – девушка поманила его поближе к стене. – Ты меня не уронишь?
– Нет, не уроню, – пообещал парень. – У меня мускулы что надо. Давай, дорогая. Все в порядке.
– Хорошо, – сказала девушка. Она осторожно соскользнула со стены, парень поймал её и аккуратно поставил наземь, поцеловав её в уголок губ и обхватив рукой. Когда они зашагали обратно к теплице, Майкл и Лора услышали, как парень говорит:
– Славная погода, милая.
– Чудесная, – отозвалась девушка. – Надо бы нам как-нибудь повторить.
Когда они исчезли, Майкл вздохнул и сказал:
– Попался. Какое меткое оружие эта сексуальная морковка, если она в умелых руках. Бедный идиот.
– Думаю, она его любит, – заметила Лора. – Она ни разу не отвела от него глаз.
– Ну конечно. Когда кошка подкрадывается к славной жирной птичке, она не интересуется ничем другим. Для неё главное – глаза. «Гарри, взгляни на меня, взгляни на меня». Гипноз в сочетании с мягким удушением. Когда она потянула его к своей груди, он все ещё боролся, а когда высвободился, его уже не было. Его побили. Конечно, она его любит, но у них две разных идеи любви. Он хочет танцевать с ней на террасе при полной луне под оркестр из тридцати шести инструментов. Он хочет, напевая, идти с ней через бурю, словно Джон Келли. А она знает об оркестре из тридцати шести инструментов, что музыкантов надо покормить, и тогда ничего не останется детям.
Люди в городе спешили на работу. Почти в одно и то же время они выплеснулись из домов на пустые улицы, садясь в машины, ожидая автобусов, спускаясь, в метро, маршируя по серым тротуарам. Немного пройдёт, и улицы, минуту назад пустые, а теперь кишащие народом, снова опустеют, когда город впитает их, словно промокашка. В свое время он вернет обратно некоторых из них, большинство их, при условии, что время это будет основательно выкручено, выжато и разорвано между Теперь и Потом.
– Когда-то и я вот так сидела с мужчиной, – сказала Лора. Майкл не отозвался, и она продолжала. – Я обвила его руками, как она сегодня, и держала его, совсем, как она. Не совсем по той же причине, но я держала его, совсем как она и говорила те же слова. Скажи мне что-нибудь побыстрее, Майкл, потому что я это забыла, а говорю, как будто вспоминаю.
– Ты мне этого никогда не говорила, – отозвался Майкл. – И я не знаю, что сказать. Он сюда когда-
