– Обязательно скажу капитану, что вы не слушаетесь.
Генри и Нед молча разглядывали носки своих ботинок, потом покорно поплелись в разных направлениях.
– Смотрите, попадетесь мне еще раз! – крикнул им вдогонку Бекман.
«Да уж, конечно, – подумали мальчики. – Злой, как черт, сразу видно. Не иначе ему кто-то муравьев напустил в штаны».
«Я хотел ее для себя», – стучало в мозгу у Бекмана.
– Повторите названия еще раз, доктор Дюплесси! Поль вспрыгнул на нижнюю перекладину поручней и, перегнувшись сколько мог вперед, замахал рукой редеющей на причале толпе. Как же долго корабль собирается выходить в море! Люди внизу у канатов, казалось, двигались медленно-медленно, как в пантомиме.
– Давайте скорее! – крикнул Поль, обращаясь ко всему миру.
– Фригей и Платт. Ла Дигю, Дени, Праслин, Махе, Бирд…
– Бирд! – прервал его, хохоча во весь рот, Поль. Он болтался на поручне, как шарик на резиновой веревочке.
– Если ты остановишь меня, Поль, мне придется начинать все сначала, – пропел шутливым голосом доктор Дюплесси.
Джинкс толкнула брата локтем в бок, и они еще громче рассмеялись. Шутку подхватила миссис Дюплесси и стала смеяться вместе с ними.
– И Фелиста…
Лиззи перегнулась, сколько было сил, вперед и произнесла слово «Фелиисиитей», преувеличенно подчеркивая старательное произношение доктора Дюплесси с бельгийским акцентом.
– Молодец, Лизабет, – проговорил он. – Ты помнишь, что оно обозначает?
– Счастье или благополучие, – ответила Лиззи.
– Скажите нам еще какие-нибудь смешные названия!
Поль раскачивался вперед-назад. Он терся своей матроской о белесый металлический торс поручней, и на нем отпечатывались белые полоски, как на шкуре маленького слоненка.
– Поль, – предупреждающим тоном проговорила миссис Дюплесси, похлопав его по плечику, но на ее лице была добродушная улыбка, и Поль тоже заулыбался.
– Я не упаду, миссис Дюплесси, – сказал он. – Я обещаю.
– Еще, еще названия! – потребовала Джинкс. Казалось, они уже целую вечность ждут отправления «Альседо». Сначала нужно было погрузить уголь, и поднялось такое черное пыльное облако, которое начало обволакивать весь корабль, что пришлось уйти с палубы, пока доктор Дюплесси не разрешил снова подняться.
– Черное легкое, – сердито произнес он. – Вот что получается, если дышать угольной пылью. Нам придется оставаться внизу, пока они не закончат ворошить этот уголь.
«Черное легкое»! Отличное пиратское имя», – подумал Поль и принялся бегать по всему салону, выкрикивая:
– Я «Черное легкое», и весь этот корабль, и все, что есть на нем, принадлежит теперь мне!
Но они перешли уже к названиям Сейшельских островов (там должен быть следующий заход в порт), и это стало новой игрой. Вроде той, в которую они играли в кетито до несчастного случая с мамой – миссис Дюплесси не могла ничего запомнить в нужном порядке, она выпаливала первое, что приходило ей в голову, поэтому тот, кто называл имена после нее, не испытывал больших затруднений. Всего-то Сейшельских островов девяносто! Они заучивали их, разделив на группы (так предложил доктор Дюплесси). Поэтому не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы выиграть. И кроме того, то, как доктор Дюплесси проводил свой урок, было намного интереснее, чем занятия с кузеном Уитни! (Лиззи, Поль и Джинкс чего бы только ни отдали, чтобы только избавиться от «консультаций» с Уитом).
– Еще, еще названия, – просили Джинкс и Поль.
– Курьез, Арид, Вест-Сильвер…
– Длинный Джон Сильвер! – завопил Поль.
– Поль! Ш-ш-ш, – зашикала на Поля Лиззи. Она очень опасалась, что взрослые обратят внимание, что они не на уроке. Она боялась, что придет папа и скажет: «Что? Не на уроке? Но ведь мы уходим из порта. Нужно выполнять расписание».
Дюплесси решил пропустить выкрик Поля мимо ушей:
– Силуэт, Сент-Анн, Серф…
– Подумать только, когда-то эти острова были садами Эдема… – пробормотала миссис Дюплесси, и ее голос был мечтательный и какой-то отсутствующий, и Лиззи тоже мечтательно протянула:
– Да-а-а.
Затем обе дамы, юная и пожилая, уставились на холмы за Момбасой, как будто разглядывали те самые сады: львов, лежащих рядом с барашками, птиц с такими нежными и пушистыми перышками, что прикоснуться к ним было все равно, что погладить толстый бархат или подставить руку под летний ветерок.
– Ну, это писал генерал Гордон, моя дорогая, – прервал ее доктор Дюплесси. – А я не верю, чтобы эту точку зрения приняли ученые-теологи. Думаю, во всем мире.
