может, даже буду спать в них. И снимать не собираюсь... да готов навсегда срастись с ними.
— Это в тебе говорит выпивка.
— Нет, это говорит истинный пеладан.
Они вышли на поле и начали тренироваться. Вскоре к ним присоединился восьмой член грядущего похода — молчаливый наблюдатель, который на совете сидел в первом ряду. Солнце не поблекло при его приближении, хотя вполне могло бы.
— Здравствуй, Одф, — холодно приветствовал пришедшего Нибулус.
Пеладан надеялся, что наёмник хочет только понаблюдать, но, к несчастью, тот тоже решил размяться.
— Это — Мафусаил Зилвафлоз, воин из Эсифа, — начал знакомить мужчин Нибулус. — А это — Одф Аглекорт, наёмник из Рег-Наховии.
— Паулус, — поправил его наёмник.
— Конечно, он называет себя Паулусом, когда работает на пеладанов, — объяснил Нибулус.
Мафусаил прекрасно осознавал, сколь бесцеремонно он уставился на наховианца, но глаз отвести не мог. Покрытые лесами земли Рег-Наховии не слыли гостеприимными. Эти суровые и дикие края лежали к востоку от Охотничьих Равнин Полгов. Кроме частых кровавых набегов брунамарских горцев с северо- востока, нашествий алчных и жестоких полгов с запада, помимо постоянных вторжений ужасных двухголовых Эттинов восемнадцати футов ростом, которые каждую зиму спускались со Илдьернских гор на северо-западе, Рег-Наховию разрывала жестокая междоусобная борьба. Их племена, или кланы, почти не взаимодействовали и встречались только в сражениях.
Угрюмая, покрытая лесами земля взращивала жестоких и озлобленных людей, не доверяющих друг другу и враждебно относящихся к чужакам. Они были известны своей жестокостью, а кроме того, слыли искусными вояками и охотно шли в наёмники.
Судя по внешности Паулуса, он не был исключением. За все годы воинской жизни Мафусаил ещё никогда не видел человека, выглядящего столь мрачно и угрожающе. Одетый во всё чёрное, семи футов ростом, Одф — или Паулус — одним своим видом вызывал тревогу, беспокойство и даже страх. Его вкрадчивые движения необъяснимым образом нагнетали вокруг ауру смерти.
Некоторые сравнивали Паулуса с вороном — символом смерти у пеладан, однако правильнее было бы уподобить его чёрной вороне. Подобно падальщику, он незаметно передвигался по Нордвозу, словно терпеливо выжидая чьей-либо смерти. Ровно подстриженные чёрные волосы, резко очерченное заострённое лицо с похожим на клюв носом и остро заточенный меч в полторы ладони шириной — вот что видели со стороны. Угольно-серая накидка до колен почти полностью скрывала чёрную кожаную тунику и штаны, общую картину дополняли высокие иссиня-чёрные сапоги. Он не носил ни щита, ни доспехов; длинный чёрный плащ с капюшоном, отделанный медными пластинами, закрывал его плечи подобно двум сложенным за спиной крыльям. Тёмно-серый капюшон, который он почти никогда не снимал, украшали воткнутые слева два длинных чёрных пера.
«Что у него с лицом?» — думал Мафусаил. И чем больше он смотрел на наховианца, тем сильнее ощущал беспокойство.
Паулус остановился напротив пеладана.
— Поосторожней с ним, Нибб, — сказал с улыбкой Мафусаил. — Он может оказаться серьёзным противником.
Тренировочный бой начался. Даже по меркам пеладанов он оказался нелёгким.
Двое противников, стоящих лицом друг к другу, выглядели так неравнозначно: полностью экипированный наследник военачальника, массивный, горделиво выпрямившийся, против высоченного, привычно сутулящегося оборванца. И всё же, как только от распорядителя прозвучал сигнал к началу, Нибулус тотчас почувствовал меч, прижавшийся к его горлу.
— Первая победа за тобой, — признал пеладан чуть ослабевшим от страха голосом. Нибулусу стало ясно: против такого противника одних сияющих доспехов маловато.
Как только начался второй бой, паладин сразу же кинулся вперед, но противника на прежнем месте уже не было, а сам Нибулус отчего-то растянулся на земле, набрав полный рот травы.
И всё же Нибулус Винтус считался лучшим бойцом в Нордвозе, поэтому он решил сразиться в третий раз. На сей раз пеладан мгновенно отпрыгнул назад, надеясь выиграть время. Предпринимая этот манёвр, он крутанул вокруг себя меч, чтобы не подпустить противника. С Анфертом, несмотря на размеры, было легко обращаться, он нисколько не сковывал движений своего хозяина. Может, хоть этот бой будет за пеладаном.
Бой шёл всерьёз. Нибулус уже слышал о репутации наховианца, однако до сих пор им не приходилось состязаться. Наверное, лучше бы так и оставалось впредь.
Мафусаил наблюдал за воинами со всё возрастающим вниманием. В пылу битвы капюшон слетел с головы наховианца, полностью открывая лицо. Зрелище оказалось не из приятных: мертвенно-бледное, худое и обезображенное, под сросшимися густыми бровями — лишь один светло-серый здоровый глаз. Другой глаз, белёсый и незрячий, окружали багровые струпья.
«Вот жуть! — У Мафусаила перехватило дыхание. — Где ему так досталось?»
— Я сдаюсь! — закричал Нибулус, лёжа на спине, в то время как меч Паулуса замер в дюйме от правого глаза поверженного.
Наховианец понимающе улыбнулся и попытался кончиком меча скинуть шлем в форме головы вепря со своего противника. Но не зря специально обработанный тенгриит обладал способностью стрелять зарядом: сильная искра с громким треском ударила по Паулусу, едва не сбив того с ног, и заставила наёмника с криком удивления и боли выронить оружие.
— Действует! — Нибулус с ухмылкой поднялся с земли.
Паулус разъярился. Там, откуда он пришёл, поражение означало смерть, а в этой стране понятия не имели о честном и благородном поединке. Особенно наховианца оскорбляло поражение от руки сынка предводителя. Подхватив меч и судорожно выпрямившись, наёмник пошёл с поля, всё больше и больше дёргаясь.
— О нет, — пробормотал Нибулус. — Снова...
Мертвенно-бледный наховианец шёл медленно, отчаянно пытаясь обрести контроль над своими движениями, но вскоре всё его тело пронзила судорога. Глухой сдавленный вопль вырвался сквозь стиснутые зубы Паулуса, он весь кипел от гнева и разочарования. Электрический удар вызвал приступ, лишив контроля, унизив чувство собственного достоинства. Ему осталось только уйти с поля, Дрожа и спотыкаясь, словно марионетка.
Двое мужчин смотрели ему вслед со смесью жалости и отвращения.
— Так что с ним произошло? — спросил Мафусаил.
— Он не рассказывал, — ответил Нибулус. — Эти судороги... Я не знаю, связаны они с его уродством или нет. Он всегда молчит, держит всё в себе. Сомневаюсь, что даже его соплеменники знают больше. Он мне говорил только, что его отец был одновременно и гробовщиком, и кожевником...
— Наверное, никогда не испытывал недостатка в коже, — мрачно заметил Мафусаил.
— Верно. В любом случае, мы уже долгие годы пользуемся его услугами, и он — один из лучших воинов в мире. Очень жестокий. Знаешь, что он написал на этот раз в рапорте для наёмников?
— Нет. Что?
— В увлечениях он написал: издевательства над мёртвыми.
— Охотно верю, по тому немногому, что я о нём слышал, — заметил Мафусаил. — А правда, что наховианцы молотками убивают своих стариков?
— Только если те слишком слабы и не могут сами уйти в семейные зыбучие пески, — ответил пеладан. — Тем не менее до сих пор у нас с ним не было проблем, он хорошо знает своё дело. Вряд ли такая внешность и ужасный характер типичного наховианца внушали любовь у потенциальных нанимателей, значит, у него были тяжёлые времена. Паулус рад отправиться с нами в поход, и, несмотря на моё недоверие, в битве он незаменим.
— Бедолага, — пробормотал Мафусаил, направляясь обратно в Винтус-холл.
— Пошли, выпьем пива.
