- Нет, правда, что ты натворила?
- Я тебе и говорю: торговала наркотиками. – Она говорила без гордости или стыда. Будто сообщала, какая была ее девичья фамилия. Руперт был глубоко потрясен.
- Ты меня удивляешь, - сказал он спокойным тоном, надеясь, что ему удалось спрятать эмоции. – Но это же было сто лет назад.
- В шестидесятых – не совсем сто лет назад. Представьте себе, не вы первые узнали о наркотиках – и в шестидесятые все это было.
- Я думал, только в Англии и в Америке. Не то что сейчас.
- И здесь тоже, разумеется, только не в массовых количествах, не для детей и не героин. Но продвинутая молодежь где-нибудь на танцах, или студенты колледжей, которые бывали за границей – те баловались, и я до сих пор считаю, что вреда в этом нет абсолютно никакого.
- У тебя травка была, да?
- Да, марихуана, амфетамины и немного ЛСД.
- Кислота? У тебя была кислота? – в его голосе звучало изумление, смешанное с восхищением.
- Руперт, у меня имелось все, на что был спрос - какая разница. Суть в том, что я торговала, и меня поймали.
- А зачем, скажи на милость, тебе это вообще понадобилось?
- Не знаю. От скуки, наверное. И доход был неплохой – не такой чтобы огромный, но все равно неплохой. Увлекательно к тому же: был шанс повстречать замечательных людей – а не чурок вроде Джека Хикки. На самом деле, я вела себя очень глупо, и заслужила все, что со мной случилось. Я часто об этом думаю. – На минуту она погрузилась в свои мысли. Руперт тоже с ней помолчал, и потом снова спросил:
- А ты долго торговала, пока тебя не поймали?
- Года полтора. Мы были на вечеринке и все там что-то выкурили, понятия не имею что именно. Мне страшно понравилось, Джек ничего не сказал, но когда мы вернулись домой, он стал вопить: если такое хоть раз еще повторится, то он сделает то, и не сделает этого.
- Значит, он отказался от курева?
- Э, ты не знаешь нашего Джека: он сделал вид, что затянулся, как все, но на самом деле сжал губы и ничего не вдохнул. Он был в здравом уме и вне себя от ярости. Неделю потом он читал мне нотации и в итоге выставил ультиматум: если я еще хоть раз притронусь к наркотикам, он увезет детей в Америку, и я никогда их не увижу, и ни один суд на свете… сам можешь продолжить – что представишь себе, все будет правда, он все говорил. – Руперт слушал, затаив дыхание. Джуди тихо продолжала.
- Джек разводил скот. Но не то чтобы у нас была ферма – скорее, ранчо: он держал только рогатый скот – ни молока, ни яиц, ни зерна, только скотина в поле - купил, откормил, продал. У нас была няня- старушка, которая и меня воспитывала в старые добрые времена, она же приглядывала за Эндрю и Джессикой. Я колесила по стране, собирала материал для книги о полевых цветах западной Ирландии. Или, точнее, искала приключений на свою голову. В любом случае, у меня была своя машина, и я не сидела на месте – что подозрительного в том, что я еду в Дублин или Лондон – два раза я наведывалась туда специально за товаром. Кто-то предложил, и я сразу согласилась.
- Как в кино, - с восхищением выдохнул Руперт.
- В таком случае, это фильм ужасов. Я все помню, будто это было вчера: «Я действую по приказу, вот ордер на обыск, мне страшно неловко, мистер Хикки, вы такой уважаемый человек, я совершенно уверен, что мы тревожим вас напрасно, но закон есть закон, быстренько разберемся и по домам, вы не против? О Господи, Боже мой, мистер Хикки, что у вас тут в дипломате, вот тут в спальне? И что это спрятано за книгами миссис Хикки? У меня нет слов. Может мистер Хикки все объяснит?»
«Какая она актриса», - подумал вдруг Руперт. Он будто собственными глазами увидел сержанта или участкового – того, кто производил обыск. Она в одиночку могла бы сыграть целый спектакль, при этом обходясь без мимики и жестов: она вела рассказ тихо, стараясь не разбудить спящих пассажиров автобуса, куда-то летящего в сумерках.
- Судебное разбирательство тянулось бесконечно. Из Дублина приезжал какой-то знаменитый адвокат, я даже не подозревала, что Джек с ним знаком. Джек заявил, что ему давно надоело жить в этом доме, он и так хотел его продать, но если разразится скандал, то люди решат, что дело нечисто, и придется отдать его за бесценок. Даже у полицейских была деловая жилка - все согласились, что скандал ни к чему.
И что касается документов. Джек грозился увезти детей к брату, если я не подпишу заявление, в котором будет черным по белому сказано, что я не способна в дальнейшем исполнять обязанности матери. В суд меня не вызывали, потому что в полиции ждали, пока Джек продаст дом, утрясет планы и уедет в Калифорнию. Он умолял меня подумать о детях.
- И все-таки их увез? – озадаченно спросил Руперт.
- Именно. Он считал, что для них так лучше: если мать - торговка наркотиками, чему она научит ребенка? Сделку мы заключили; потом добрые люди обнаружили смягчающие обстоятельства, и мне осталось только подыграть им.
Какое-то время она смотрела в окно.
- Я не думала, что это навсегда. Мне было страшно. И я не сомневалась, что все утрясется. Я дала согласие. Он продал дом – помнишь, тому жулику, который исчез, прихватив деньги и документы. Потом дом купили монахини и устроили там свой центр. Такова правдивая история Большого дома и населявших его злодеев.
Он и не подозревал, что когда-то Джуди была хозяйкой того дома, во флигеле у ворот которого она теперь жила. Туда приезжают священники, монахини и миряне, желающие удалиться от мирской суеты. Иногда проходят обычные конференции, никак не связанные с религией - так монашки зарабатывают деньги на содержание дома. Но все конференции проходят тихо, участникам особо не на что рассчитывать: в Ратдуне имеется только паб «Райанс» и магазинчик Билли Бернса; хотя приезжие, оторвавшись от дома, наверняка мечтают о чем-то большем.
- В течение месяца я должна была освободить Большой дом. Но Джек совершил как минимум одну подлость. В те годы, если ты имел хоть какое-то отношение к наркотикам, дорога в Штаты тебе была заказана. Мне никто не дал бы визу. И Джек знал, что надо сделать, чтобы чокнутая мамаша не смогла добраться до Эндрю и Джессики: он так все устроил, что мне предъявили обвинение в хранении наркотиков. Даже здесь это, считай, ерунда, и если вспомнить, за что меня могли бы судить – то есть, за торговлю, – обвинение было просто смешное. Но не забывай, что у нас был с ним уговор. И даже с таким обвинением я уже не могла попасть в Штаты.
Снова наступила тишина.
- Подло он поступил, - сказал Руперт.
- Да, это точно. Хотя он считал, наверное, что борется за истину. Как инквизиция, которая жгла людей на кострах. Искоренил зло.
- Но это круто, даже для шестидесятых.
- Что ты заладил «шестидесятые, шестидесятые» - будто это каменный век. Не забывай, ты сам родился в шестидесятых.
- Я про них ничего не помню, - заулыбался Руперт.
- Само собой. Наверное, Джек поступил круто, хотя он сказал бы: «эффективно». Он был настоящий делец, - проговорила она с презрением. – Ему нужно было только одно: чтоб все было «шито-крыто», как он с гордостью повторял. Так же и в случае со мной. Но Руперт, неужели ты не знал об этом раньше? Я, конечно, не думаю, что весь город только и делает, что обсуждает мою личную жизнь, но ты-то наверняка мог выяснить, что к чему?
- Нет, не мог. Я знал, что твой муж увез детей, и я даже спрашивал почему, но никто не ответил.
- Вот что значит хорошее воспитание. Просто у вас в семье не сплетничают.
- Думаю, мама была бы рада что-то узнать. И не только мои не в курсе. Я у Силии как-то спрашивал, куда пропали твои дети, и она сказала, что много лет назад вы с мужем страшно поссорились, а суды в те годы были еще хуже, чем теперь. Вот и все, никто не знает про травку… и прочее.
- Даже не знаю, радоваться или огорчаться, - рассмеялась Джуди. – У меня всегда было такое
