оставляют болезнь в своей одежде. А потом приходит шавара — вакеши и убивает хекура. Если бы не было белых, не было бы и болезней»[43]. Пожалуй, в его словах была доля правды. Когда я жила с индейцами, я ни разу ничем не болела и даже голова у меня не болела. Я узнала, что такое болезнь, когда вернулась к белым.
Сразу после того как началась эпидемия, все намоетери разделились. Каждая семья жила в отдельной маленькой хижине. Вскоре умерла и старшая жена Фузиве, которая так любила меня.
У нее остался маленький ребенок. Он все время плакал. Фузиве сказал мне: «У тебя много молока, покорми и этого малыша». Я согласилась. Как только малыш начинал плакать, сестра Фузиве приносила его ко мне. Он был очень воинственный, отталкивал моего второго сынишку и не подпускал его к груди, пока не наедался досыта. Я очень его полюбила. Потом заболел и сам Фузиве. Он ходил, опираясь одной рукой о длинную палку, а другой — о плечо одной из жен. Однажды у реки он наклонился, чтобы напиться, упал и потерял сознание. Подбежали дочка и другая жена, подняли его, усадили. В тот день он чуть не умер. Подошел старый колдун — шапори и спросил: «Что с ним?» «Не знаю,— ответила дочка Фузиве.— Ночью ему было плохо, утром пошел к реке напиться и упал». Старик поставил на землю глиняные горшки и стал трясти Фузиве. Потом нанюхался эпены и запел: «Болезнь сожгла горло херерехириве, хекуры попугая, верного друга тушауа. Вот почему он потерял сознание». Он стал обсасывать горло, голову, грудь Фузиве, чтобы вытащить болезнь. Фузиве упал часов в восемь, а старик шапори колдовал над ним примерно до полудня. Когда Фузиве пришел в себя и ему стало лучше, старик сказал: «А теперь вставай». Тушауа поднялся и, опираясь сразу на две палки, медленно-медленно пошел к хижине.
Однажды, когда Фузиве наглотался эпены, он сказал старику шапори: «Херерехириве больше нет со мной, кончилась моя болезнь, и его не стало». Старик ответил: «Да, верно, он исчез. Но я попрошу, чтобы к тебе пришел другой — хекура попугая».
Фузиве заплакал оттого, что потерял верного друга херерехириве.
Когда эпидемия кончилась, мы все возвратились в шапуно. Зять Фузиве отправился искать дикий мед. Вернувшись, он сказал: «Я встретил твоего дядю. Он зовет нас к себе». Дядя Фузиве был тушауа патанаветери. Спустя несколько дней он сам пришел к нам в шапуно и скааал Фузиве: «Мы тебя ждали, почему ты не пришел? Саматари нам обоим враги, а вы, сыновья моего старшего брата, для меня как родные дети. Приходите к нам в гости, и поскорее». Старуха — мать Фузиве сказала: «Он верно говорит, и ему нельзя отказать». Когда гость узнал, что умерла старшая жена Фузиве, она тоже была патанаветери, он горько заплакал. В тот же день мы отправились в гости к патанаветери.
Мать Фузиве и мать тушауа патанаветери были сестрами. Когда они снова увидели друг друга, то заплакали от радости. Мать тушауа патанаветери все повторяла: «Проходите, проходите в наше шапуно». Фузиве называл ее «мама», а сыновья тушауа называли Фузиве «старший брат».
В шапуно патанаветери мы прожили долго. Фузиве помирился с гнаминаветери, и они вместе с хасубуетери устроили большой пир.
Спустя некоторое время Фузиве peщил вернуться в шапуно возле плантации. К этому времени бананы и пупунье сильно выросли. Иногда Фузиве говорил нам, своим женам: «Надо бы навестить старика отца». Так он называл тушауа патанаветери. По дороге он беседовал с нами, с ребятишками, давал им совет: «Когда придем в шапуно, вы, малыши, не носитесь по хижине, не хватайте все подряд и сами ничего не просите, ждите, пока вам подарят». С нами, женщинами, он был очень добрый, часто говорил мне: «Возьми детей, пойдем дальше все вместе». Если на охоте ему удавалось поймать красивую птицу, он нередко отдавал ее малышам. «Пусть порадуются»,— говорил он. Когда в шапуно приходили гости, он разрешал им пойти на плантацию и нарвать сколько захочется бананов и пупунье. Старикам и старухам он отдавал табак, даже если у него самого оставалось совсем немного. Иной раз я даже плакала с досады, потому что Фузиве все плоды у меня забирал и отдавал гостям. Он никогда не сердился, если только его нарочно не подзуживали.
Старик — тушауа патанаветери всегда говорил Фузиве: «У тебя много жен — арамамисетериньума, хасубуетериньума, намоетериньума, Напаньума. Так вот, Напаньума — белая, но она такая же, как мы. Я зову ее племянницей, потому что она тоже женщина. Никогда не бей своих жен, особенно палкой, женщины слабее нас и больше страдают от побоев. Иногда муж поколотит жену палкой, она убежит в лес с ребенком, а там их ждет ягуар. И потом этот человек остается и без жены, и без ребенка». «Нет,— отвечал Фузиве,— я их не бью. Правда, если они начинают ссориться, тут я не выдерживаю, всем сразу достается. Но теперь они почти не ссорятся».
Старый тушауа говорил нам: «А вы, женщины, не ссорьтесь между собой. Если перестанете ревновать, то скоро полюбите друг друга, станете как родные сестры».
В это время умер старик — отец Фузиве. Тело его четыре дня висело в гамаке под самой крышей. На пятый день его сожгли.
КОЗНИ ПИШИААНСЕТЕРИ
После ссоры пишиаансетери и намоетери стали врагами. Когда мы жили в шапуно патанаветери, несколько мужчин пишиаансетери пришли на нашу плантацию и поломали побеги табака. Фузиве ничего не знал. Однажды он сказал тушауа патанаветери: «На нашей новой плантации очень хорошо растет табак, можешь послать за ним своих людей». Тушауа ответил: «Наши хекура видели молодых воинов, которые спали в тапири возле твоей плантации. Они повесили табачные листья сушиться над костром. Может, они украли твой табак».
Тогда Фузиве послал зятя взглянуть, что там делается. Он вернулся вечером следующего дня, но заговорил не с Фузиве, а с одной из его жен: «Скажите ему, чтобы он больше не ждал табака. Осталось лишь несколько листьев, я их принес,— и он положил на камень пакеты с табаком.— Бананы растут так, что любо посмотреть, тростник для стрел тоже высоко поднялся, но вот табак они погубили». Дочь сказала Фузиве: «Эти люди из зависти поломали весь наш табак. Ничего не осталось». «Это были пишиаансетери, следы ведут к их шапуно»,— продолжал зять Фузиве.
Тут Фузиве так разгневался, что все испугались. Когда стемнело, тушауа патанаветери крикнул: «Все замолчите! Послушаем, что скажет мой сын». В полной тишине Фузиве заговорил негромко: «Я посадил много табаку, а пишиаансетери оборвали все листья и поломали кусты. Что они хотят от меня? Хотят, чтобы я их убил! Ну что ж, я убью одного из них. Тогда у пишиаансетери будет настоящая причина гневаться на меня. Это я должен был разгневаться за то, что они ранили меня в глаз. Но я их простил».
Он говорил долго, до самой ночи. Когда он наконец умолк, старик — тушауа патанаветери сказал: «О сын мой, не надо никого убивать. Двое твоих сыновей уже большие, один недавно родился. Почему ты хочешь кого-нибудь убить? Думаешь, убить человека — это так, шутка. Часто тому, кто убил, приходится спасаться бегством. И тогда его дети будут из последних сил тащиться по лесу и плакать от голода. Разве ты этого не знаешь? Я знаю, потому что я стар. Когда мы жили на том берегу Большой реки, мы враждовали с кунататери. В бою они убили одного из наших и многих ранили. Пришлось нам бежать. В дороге мы питались только сердцевиной пальмы инайя и плодами балаты. Мои дети плакали от голода, а я плакал от жалости, глядя на них. Твой отец тоже плакал от горя, а ты, тогда еще совсем малыш, вместе с другими ребятишками плакал от голода. А теперь ты хочешь убить кого-нибудь из пишиаансетери. Разве тебе и твоим детям после этого станет легче? Подожди немного, и табак вырастет снова. Не гневись, если бы они убили твоего брата, ты бы мог им отомстить. Но за куст табака человека не убивают. Табак можно посадить снова, а вот брата, отца, сына больше уже не найти. Хочешь, мы сами снова посадим табак на твоей плантации?» Старый тушауа говорил долго и умно. Он был добрым и мудрым и не хотел никого убивать. Когда Фузиве погиб, он приносил мне мясо, брал моего сына за руку и говорил: «Старый дедушка принес тебе что-то» — и протягивал ему бананы.
Постепенно Фузиве успокоился. Мы вернулись в свое шапуно и снова посадили табак. Спустя некоторое время старик— тушауа тетехейтери пригласил нас к себе в шапуно. Однажды туда пришел муж сводной сестры Фузиве. Он жил вместе с пишиаансетери. Прежде чем войти в шапуно, он раскрасил лицо и грудь.
