- Смотри, смотри. Такой стали давно не бывало.
И он заспешил к мартену, где требовались и его руки. Ковач дал еще несколько указаний и отошел ко мне.
- Добрый день, Ковач, - сказал я.
- Добрый день.
- Я поговорить с тобой хотел ...
- Говори.
- Ты знаешь, что Варравин в городе?
- Знаю.
- И ты не боишься?
- Нет.
- А помнишь, ты мне говорил, что Масленица для тебя - опасное время, в которое твои враги могут тебя одолеть?
На его лице появилось нечто вроде очень слабой улыбки.
Будто он хотел сказать мне: «Спасибо за заботу. И за то, что помнишь». Но он просто сказал:
- Могли бы. Но уже не одолеют.
- Почему? - с подозрением и беспокойством спросил я.
- Потому что я их столкнул между собой.
- Как?
- Ты не поймешь.
- А может, пойму. Ну, скажи, пожалуйста!
Мне приходилось перекрикивать шум в цехе, а слова Ковача, хотя говорил он негромко и связок не напрягал, доносились до меня абсолютно отчетливо.
Заметив, что у меня уже почти срывается голос, он взял меня за плечо и повел из цеха в сторону заводской столовой.
Столовая года четыре не работала, и все носили обеды и завтраки с собой. Термосы и свертки с бутербродами в начале каждой смены выстраивались в ряд в раздевалке. Однако теперь столовую собирались открыть заново, и в ней уже заканчивался ремонт. Уже завезли новые пластиковые столики, стойки самообслуживания с холодильными отделениями и новые электроплиты, огромные-преогромные - гордость начальства: их удалось по дешевке купить у пароходства. Дело в том, что пассажирский теплоход для речных круизов, на котором они стояли, переоборудовали под теплоход высшего класса, для самых «дорогих» пасса жиров, и прежние плиты заменили на суперсовременные. А старые были еще в отличном состоянии, вот они-то и достались комбинату за копейки, по старой дружбе между предприятиями. Да и наш комбинат, надо сказать, не раз выручал пароходство!
Мы с Ковачем остановились в застекленном переходе, ведущем в столовую. Там было намного тише, и я повторил свой вопрос:
- Как ты их столкнул?
- Пожар помнишь? - спросил Ковач.
- Смеешься? Как я мог его забыть?
- Я специально тот дом выбрал ...
Мое бледное отражение в оконном стекле с наморщенным лбом было безумно смешным.
- Погоди, давай по порядку, - сказал я, соображая. - Когда дядя Коля Мезецкий стал объяснять тебе, что какое-то жилье тебе необходимо, чтобы ты не слишком выделялся, ты сам ему сказал, что хочешь поселиться именно в том выселенном доме, и нигде больше?
- Да.
- И он, разумеется, сначала удивился?
- Да.
- А потом ты объяснил ему, зачем тебе это нужно, он все понял и устроил так, чтобы и директор разрешил поселить тебя там, и ремонт чтобы сделали?
- Да, - в третий раз повторил Ковач.
- А этот дом был нужен тебе, потому ... потому что в нем водились привидения, так? И эти привидения могли быть для тебя опасны, и особенно опасны они стали бы на Масленицу? И ты хотел жить вместе с ними, чтобы заранее их обезвредить? Так?
- Все так, - сказал Ковач. - Странно, до чего хорошо ты все понимаешь.
- Чего же тут странного? - удивился я. - Ты мне вот что скажи. Получается, когда дом сгорел, привидения лишились своей силы? Ну да, я же видел, как они бесились!
- Не только это.
- А что еще? Погоди, дай самому догадаться ... Ты сказал, что столкнул их ... Значит, теперь призраки обозлились на тех, кто сжег их место ...
- Землю выжег насквозь, - уточнил Ковач.
- Понятно, насквозь выжег! И теперь они на этих бандитов злы даже больше, чем на тебя, и будут им вредить! И те даже на Масленицу, когда призраки имеют самую большую силу, не смогут их призвать в союзники! А значит, и с тобой ничего не смогут сделать, так? А меня призраки дергали и пытались спугнуть из укрытия, чтобы поджигатели, увидев меня, переключились и, может, не успели бы поджечь дом! Так?
- Приблизительно так. Сам-то дом не важен, он возник намного позже. Дом был нужен как горючий материал.
- Чтобы их землю прокалить?
- Да. Теперь они из этой земли изгнаны.
- Выходит, ты заранее знал, что так будет?
- В точности не знал. Но знал, что мне нужно поселиться
именно в этом доме. Чтобы доделать когда-то недоделанное. - Недоделанное в сорок шестом году и ... и раньше?
- Да.
- А почему эти призраки на тебя такие злые?
- А как же иначе? Можно сказать, я их когда-то в призраков и превратил.
- Так ты и был кучером этого ... как его ... фон Краутца?
- Не кучером. Меня записали его кучером, чтобы не возникало лишних вопросов.
- А ты тогда был такой же, как сейчас?
- Приблизительно.
- И никто не знал?
- Мастера знали. Но литейных дел мастера всегда умели хранить мою тайну.
- И ты, значит, одолел весь пугачевский отряд и отдал его солдатам, которые всех перевешали?
- Да. Я отвечал за завод и за мастеров, которые на нем работали. Разорения и гибели я допустить не мог. - Он помолчал, потом добавил: - Это были первые годы тигельной стали, ее только учились варить по- настоящему. Я помогал делать первые тигели, и каждый хороший тигель был на вес золота. Нельзя было, чтобы обозленный отряд взял и уничтожил все под корень.
- Неудивительно, что они на тебя зуб имеют ... Но теперь они больше не сунутся?
- Есть одна возможность ... При этом отряде был писарь, из переметнувшихся к восставшим ради спасения жизни. Да и богатство думал обрести, если Пугачев победит и станет царем. Звали этого писаря Варравка ...
- Предок Варравина! - сразу догадался я.
- Точно. Он купил себе жизнь, всех предав и продав. - Ковач говорил медленно и задумчиво, взвешивая каждое слово. - А знал Варравка много: сам Пугачев диктовал ему свои указы. Он заявил, что принужден был служить бунтовщикам под страхом смерти, и его отправили в Москву, в Следственную комиссию. Приговор ему вышел - бить его кнутом, вырвать ноздри, лишить всех званий и сослать на вечное по селение в Сибирь. Там он и умер. А после смерти вернулся в эти места, потому что успел зарыть здесь большой клад. Награбленное золото, которое утаил от своих сообщников. С тех пор он вместе с другими призраками здесь бродил, стерег свое золото. На меня он больше других зол. Я не дал ему попользоваться
