Глава 5
СОРОКА — ЛЕТНИЙ РЕБЕНОК
Наверно, мне стоит напомнить вам, что за проблемы были со скупкой металла, прежде чем воспроизводить дальнейший рассказ отца.
Скупка металла есть сейчас вроде бы Почти в каждом городе. И наверно, цены по всей России одни и те же. У нас давали до семи рублей за килограмм — за алюминий и медь. В государственных скупках давали, я имею в виду, когда они еще действовали. Почему их прикрыли — вопрос особый. Дело в том, что народ совсем ошалел от возможности быстро заработать неплохие деньги и принялся тащить в скупки все, что плохо лежит. Алюминиевые лодки уже нельзя было оставлять без присмотра — сразу находились добры молодцы, которые угоняли их, резали на куски и сдавали в скупку. Повадились и провода на линиях электропередач срезать. Двух охотников за металлом убило током, но других это не остановило, и то один, то другой отдаленный район Города оставался без света (ближе к центру шуровать все-таки не смели). Единственно, что было хорошо — переворошили все городские свалки, выбрав из них любой металл до последнего кусочка, и свалки резко похудели, да и количество их поубавилось.
Само собой, это оголтелое воровство сделалось мощной головной болью милиции и городских властей. Они долго боролись, устраивали рейды, лишали лицензии те скупки, в которых находилось что-то явно ворованное, и в конце концов вообще закрыли все городские пункты скупки металла. Мол, некому скупать — не будут и воровать. Но воровство продолжалось, потому что появились подпольные скупщики. Они давали меньше — не по семь рублей за килограмм, а по четыре или три, а железо вообще принимали за копейки, — а потом загружали грузовики и ехали в те города, где скупки продолжали работать. С этими подпольными скупщиками тоже велась борьба, но без особого успеха. Арестовывали одного — появлялись два других. Самым крупным подпольным скупщиком был некий Дед, которого милиция никак не могла выследить — он вел свои дела очень осторожно, и те, кто кормился от него, были людьми, умеющими держать язык за зубами.
Теперь, значит, сборщики металла добрались даже до сорочьих гнезд...
— Так вот, — продолжал отец, — они разорили почти все поселение сорок по краю заповедника, где большинство гнезд было сделано из проволоки. Я сам это обнаружил не так давно. В данном случае я не Могу запретить и не могу преследовать по закону, потому что сороки законом не охраняются. Но я бы хотел положить этому конец. Во-первых, сороки тоже нужны лесу Для поддержания естественного равновесия в природе. И во-вторых, сорок становится все меньше в наших краях. Оказывается, они хуже приспосабливаются к наступлению цивилизации, чем вороны и галки. И несколько «сорочьих островков» было бы совсем неплохо сохранить, чтобы потом локти не кусать. Как, например, кусали локти в некоторых областях, слишком рьяно взявшись за истребление волков, — мол, сколько ни убивай, а эти паразиты все равно наплодятся — и получив в итоге такие нашествия зайцев на поля и огороды, которые оказались чуть ли не хуже нашествий саранчи! И если бы вы через несколько дней объявили, что всякий, разоряющий сорочьи гнезда, будет иметь дело с вами, потому что вы благодарны сорокам, выведшим вас на след грабителей... Одного предупреждения было бы вполне достаточно.
— Понял! — довольно кивнул Степанов. — Сделаем! Ну что, ребятки? Едете со мной в город?
Разумеется, мы ехали. Через пять минут мы уже отплыли на катерке. Степанов сидел на корме и задумчиво вертел в руке драгоценное кольцо.
— Гм... Да-да... — процедил он сквозь зубы. — И где она его ухватила? Если там, где грабители на землю в спешке уронили, — это одно. А если в каком-нибудь доме через открытое окно — это другое... И если она приведет нас на своем длинном хвосте в этот дом — памятник ей надо ставить!.. Хамло, говорите, ваш Брюс?
— Жуткое! — горячо подтвердил Ванька. — Кроме себя самого, никого другого в грош не ставит! И считает, что все должны его обслуживать! А он только покрикивать будет!
— Отвязанный, в общем, — ухмыльнулся Степанов. — Что ж, на то он и воришка. У людей точно так же.
— Только у людей таких отвязанных могут и быстренько прибрать, чтоб не коптил вокруг, — подал голос мордоворот, сидевший за рулем катерка.
— У сорок, видно, точно так же, — сказал я. — Мы ж его в траве подобрали, совсем крохотного. Он еще даже ходить и есть самостоятельно не умел, а права все равно качал. И всюду свой любопытный клюв совал — мягонький еще клювик, с желтыми усами, а туда же лез! Мы так поняли, он либо довыступался до того, что всех достал и его братья и сестры за борт спровадили, либо так расшебуршился от любопытства, что сам выпал, слишком резко высунувшись поглазеть на мир.
— А вы его спасли. Наглецам счастье! — подытожил Степанов.
И тут мне пришла в голову другая мысль. Я только хотел ее высказать, как катерок ткнулся в пристань, мы вылезли из него и перебрались в «ягуар», который и домчал нас до кафе. Степанов сам сел за руль. Он любил водить машину, и вообще, была в нем закваска профессионального шофера, который никому не доверит крутить баранку, если сам может это сделать.
— Прибыли, уважаемые господа! — широко улыбнулся он. — Васек, сопроводи ребят и вели, чтоб их обслужили по высшему классу. А я к начальнику милиции заеду, находку показать. Ведь все-таки мы работаем вместе, так что прикинем с ним общий план действий.
«Васек» выбрался из машины вместе с нами, Степанов и второй мордоворот умчались, а мы прошли в кафе.
— Слушай, а меня вот что осенило! — сказал Ванька, когда мы заказали по три порции мороженого — клубничного, фисташкового и шоколадного — и по молочному коктейлю. «Васек» скромно уселся за другой столик, взяв себе кофе и песочное пирожное. — Ведь наш Брюс всем сорока нос утрет, такой он умный и сильный. Наверняка он был лучшим птенцом во всем выводке, а таких птенцов родители охраняют особенно тщательно. Братья и сестры послабже в жизни бы не сумели его выпихнуть! А высунуться из любопытства больше положенного ему бы родители не позволили. Вот и получается...
Я кивнул:
— Ты прямо мои мысли читаешь. Я хотел сказать о том же самом, но ты меня опередил. Да, получается, он вполне может быть птенцом одного из тех гнезд, которые были сделаны из проволоки и которые разорили.
— Ну вот! — Ванька малость расстроился. — А я-то думал тебя удивить!
— Не переживай, — сказал я. — Раз нам обоим пришла в голову одна и та же мысль — значит, эта мысль просто на поверхности лежала. И значит, эта мысль правильная. Эх, что же отец раньше не упоминал об этих разорителях гнезд!
— Может, потому и не упоминал, чтобы не расстраивались, что братья и сестры Брюса погибли, — довольно логично предложил мой братец. — Он ведь тогда, подается, всего один остался из всех шести. — Когда у нас завелся Брюс, мы проштудировали все, что нашлось в отцовской библиотеке о сороках, и знали, что сороки выводят по шесть птенцов. — Они, гады, значит, залезли на дерево и просто вытряхнули птенцов из гнезда. Все, кроме Брюса, разбились о землю, или быстро умерли от голода, или их кто-то съел. А Брюс, самый крепкий, и крылышками мог трепыхаться настолько, чтобы не расшибиться, и без еды продержался дольше других, и еще ему повезло, что он в густые кусты упал!
— Да, наверно, так все и было, — сказал я. — Весь вопрос в том, может ли нам помочь в расследовании, что мы теперь это знаем, или все эти знания нам без пользы.
— Вот к этому я и веду! — сказал Ванька. — У меня возникла главная идея. Только дай слово, что ты не будешь смеяться!
— Честное слово, не буду, — сказал я.
— Хорошо. Во-первых, ты согласен, что наш Брюс — очень умный? Согласен, что он — одна из самых
