внимательно слушайте, можете вносить свои идеи и поправки. Порой я буду всем задавать вопросы, и тут не стесняйтесь отвечать первым… Андрей Карсавин!
Я встал.
— У вас попадались очень интересные ответы, и вы написали довольно интересное сочинение. Скажите, насколько глубоко вы интересуетесь языком и литературой?
Я пожал плечами.
— Да так… Я читаю и головоломки разгадываю.
— Вот как?
— Да, иногда интересно бывает, как одно слово получается из другого.
— Например?..
— Например, как из слова «волк» сделать слово «овца», заменяя по одной букве… Ну «волк — полк — поле» и так далее. Или как из мухи сделать слона, таким же способом.
— Что ж, хорошо. Тогда вот тебе задачка… — он прищурился. — Есть такое простое слово, «разгильдяй». Что оно значит?
— Бездельник, — ответил я. — Лоботряс, ленивец.
— Правильно. А ты можешь догадаться, откуда это слово взялось? — он встал и написал это слово мелом на доске.
Я задумался. Думал я, могу похвастаться, не больше нескольких секунд.
— Кажется, все ясно, — сказал я. — «Раз» — это приставка, корень — «гильд». «Гильд» — это явно от «гильдия». Раньше мастера делились на гильдии или цеха и только членам гильдии, доказавшим, что они спецы в своем деле можно было заниматься ремеслом. То есть, получается, разгильдяй — это плохой мастер, такой бездельник и неумеха, которого выгнали из гильдии.
— Верно, — кивнул Николай Дмитриевич. — И как, по-твоему, это слово новое или старое?
— Смотря, что считать старым, — ответил я. — «Гильдия» — это из Западной Европы слово, а с Западной Европой мы только при Петре Первом вовсю стали общаться. Правда, еще при Иване Грозном в Москву приглашали иноземных мастеров, и они могли привезти это слово, ведь члены гильдий как раз и приезжали. То есть этому слову не тысяча лет и в этом смысле его можно довольно новым считать. Но даже триста или четыреста лет — это все равно срок солидный.
— Молодец, — сказал Николай Дмитриевич. — Соображаешь. Что ж, ты свободен, больше тебе на этом ознакомительном занятии делать нечего. Кого следующего спросим?.. Та-ак… Саврасов!
Я еще колебался, уходить или нет, но Николай Дмитриевич мне еще раз кивнул, отпуская. Я вышел, прикинул, что мне делать, и просто направился в нашу комнату. Но до комнаты я не дошел. Прямо перед комнатой я столкнулся с Жориком, вышедшим из дверей в такой глубокой задумчивости, что не видел ничего вокруг.
— Ты куда?.. — я схватил его за рукав.
— Пусти!..
— Да куда ты?..
— На рапорт к полковнику. Пусти, а то поздно будет. Я хочу доложиться ему, пока почти все по группам.
— Слушай, — мне стало нехорошо. — Что ты задумал?
— Мало ли что я задумал? — ответил он. — Не твоего ума дело!
— И моего тоже! Ты слышал, мы теперь один взвод, одна команда. Вспомни, что сказал полковник.
— Он еще много чего скажет, — иронически хмыкнул Жорик.
— Вот что… — я колебался недолго. — Я пойду с тобой.
— Лучше не ходи, — Жорик прибавил шаг, и мне пришлось перейти почти на бег. — А то как бы и тебе не досталось.
— Я не понимаю…
— Вот и хорошо, что не понимаешь! Отвали!
— Как хочешь, а я не отвалю.
— Ладно, — буркнул он. — Если тебя вышибут заодно со мной, то тебе же будет хуже. Я хочу сказать полковнику много неприятного, и он, конечно, и от тебя захочет избавиться, чтобы ты потом не рассказывал…
— Неприятного? — я почувствовал, что сам начинаю злиться. — Да в чем он виноват? В том, что мягко отнесся к твоей безобразной драке?
— Да нет… — мы подошли к двери кабинета начальника училища, и Жорик постучал.
— Войдите! — послышался голос полковника. И мы вошли прежде, чем я успел еще что-то сказать или что-то сделать.
— Да? — увидев нас, Осетров встал из-за стола. — В чем дело?
— Дело во мне, — сказал Жорик. — А этот… — он кивнул на меня. — Он просто прилепился ко мне, сам не зная, зачем. Мол, в одном взводе мы, понимаешь…
— Возможно, он и прав, — сказал полковник. — Так в чем проблемы?
— Проблемы в том, — выпалил Шлитцер, — что вы нам говорили о доверии, а сами обманываете!
— Обманываю? — полковник грозно нахмурился. — Как это?
Жорик сделал глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и заговорил:
— А вот так! Каждый взвод, мол, единая команда! Как же! Я понимаю, что вы нас распределяли не по жребию, а как-то иначе, но зачем же в каждый взвод стукача подсаживать? Что ж получается? Едва узнав о драке, вы вызываете к себе Дегтярева под каким-то надуманным предлогом, он и сам не очень толково объяснял, зачем вы его вызвали. Насчет «личной жизни» что-то лепетал при его-то наглой роже, а после этого — вы знаете все, что произошло: что дрался Туркин не с Илюхой Углановым, а со мной, и Илюха нас разнимал, на чем и фингал заработал. Тут надо только два и два сложить, чтобы понять, что произошло. Я ж в детском доме всего этого насмотрелся! Там у нас стукачество поощрялось, так мы научились стукачей на раз раскалывать! Но здесь-то, я думал… А раз в нашем взводе есть такой, значит, вы в каждый взвод такого подсадили. И с ним у вас «соглашение», а уж эти стукачи наверняка в школу пройдут, в благодарность за их услуги! Это ж на восемнадцать человек минимум семь стукачей получится, и что ж это за училище такое будет? Да и учиться в таком незачем! И не только в этом дело. Я действительно верил, что уж здесь будет единая команда, один за всех и все за одного, что я смогу глядеть в глаза всем товарищам и полагаться на них, что мы… ну, как один кулак будем, но если вокруг будут стукачи, то зачем мне это? Я вам вот что скажу: я жутко хотел поступить в училище, больше жизни, я землю грыз, я… я вам правду скажу, я два ответа на одном из экзаменов списал. А уж как просил директора детдома, когда нам по разнарядке пришла бумага на одно место, чтобы он мне, а не другому направление на предварительный экзамен написал. И я в этом поступлении видел шанс всей своей жизни.
Жорик перевел дух. Полковник молчал, не двигаясь, пристально глядя на Жорика. Жорик продолжил:
— Я честно вам скажу, я когда-то сбегал из детского дома, табачные ларьки вскрывал, однажды даже лавку сувениров взломал. Мне раз плюнуть и вещи этого Дегтярева перетрясти, потому что в них наверняка что-то найдется. И даже в ваш кабинет проникнуть не сложно. Несмотря на все замки, запоры и шифры на вашем сейфе, найти досье этого Дегтярева, чтобы убедиться, что он товарищей «сливает», да и узнать, кто в других отрядах стучит. А потом всем стукачам вместе темную устроить, как мы это в детском доме делали… Да только все это бессмысленно, раз вы нацелились училище в этом направлении тянуть, вот я и хочу уйти, хотя я выше головы прыгнул, чтобы до этого, заключительного этапа добраться! А если вы меня оставите, то я обязательно такое учиню! Вот! Хотели, чтобы было по-честному, я вам и выкладываю по-честному! Поэтому лучше вышвырните меня взашей, пока я вам всю вашу игру не испортил!
Тишина наступила совсем глухая, когда Жорик выговорился. Я бы даже сказал, гнетущая и тоскливая тишина — для меня, во всяком случае.
— М… да-а… — сказал наконец полковник, постукивая пальцами по столу. Потом ко мне повернулся. — А ты что обо всем этом думаешь?
Я собрал в кулак все силы и все мужество, чтобы заговорить.
— Я… — я не узнавал своего голоса, так глухо и безжизненно он звучал. — Я, правда, не знал, с чем к
