Ей хотелось сжечь, уничтожить все палатки. Федералы вошли в город, как в свой собственный, корабли причалили в порту, войска беспрепятственно маршировали по улицами. Следовало еще и радоваться тому, что оккупация прошла без кровопролития. Армия конфедератов отступила за город. Одри была уверена, что военные отправились в порт Гудзон оказать помощь обороне стратегической крепости на Миссисипи, крепость была следующей целью янки.
Было нестерпимо стыдно, что конфедераты не оказали достойного сопротивления, а просто оставили Батон-Руж. Даже в Новом Орлеане генерал армии Дункан не смог встретить врагов достойным отпором. Согласно сообщениям, половина армии позорно бежала от Союзных войск, которые беспрепятственно прошли через Форт Джексон и Форт Сент-Филип при поддержке кораблей, оснащенных пушками. И только граждане Нового Орлеана попытались защитить родной город. Толпы разгневанных людей объединились с властями, которые отказались сдаться. В конце концов им тоже пришлось отступить, когда подошли основные силы Союзных войск, и сопротивление стало бессмысленным.
Союзные войска окружили Новый Орлеан, преследуя разрозненные группки конфедератов. В конце концов, Новый Орлеан сдался. Но прежде генерал армии конфедератов Дункан приказал поджечь свой корабль «Луизиана» и направить его на корабли федералов, надеясь, что броненосец, груженый порохом, врежется в корабли противника и потопит их. К стыду и унижению граждан Нового Орлеана, а также, конечно, Батон-Ружа и всей Луизианы, конфедератское судно взорвалось, не достигнув цели. «Луизиана» затонула.
Солдаты Союзной армии спустили флаги штата Луизиана и Конфедерации. А теперь то же самое происходило в Батон-Руже. Янки показали такое превосходство сил в Новом Орлеане, что граждане городка уже и не пытались обороняться. А кое-кто, казалось, был рад, когда янки сплошным потоком хлынули на улицы города. Их встречали без всякого возмущения, смиренно и покорно. Люди высыпали на улицы, чтобы посмотреть, как северяне маршируют. Их впускали в свои дома, торговцы решили заработать хоть какие-то деньги. Одри считала такое поведение южан нелепым и унизительным. Она не собиралась выходить в город ивести себя так же, как Элеонор и тетя Джанин – глупо и безрассудно.
Тусси тоже захотелось побывать в городе, посмотреть на победителей. Одри отпустила ее. Она не могла по-прежнему приказывать Тусси, как другим рабам, поэтому пришлось взять с собой Сонду. Девушка выполняла основную работу, а Тусси помогала теперь Одри только одеваться и причесывала сестру. Тетя Джанин очень возмущалась таким отношением к Тусси, убеждала Одри, что она портит служанку, постоянно напоминала, что, хотя Тусси и является кровной сестрой Одри, она все равно остается негритянкой и рабыней.
– У многих белых южанок есть родственники среди мулатов, – добавила женщина. – Но они предпочитают не выделять их среди других негров. А большинство как белых людей, так и негров, считают мулатов более низкими, чем чистокровные негры. Нехорошо иметь любимчиков, Одри. Это вызывает неприязнь у остальных рабов, принадлежащих тебе.
Одри мало обращала внимания на то, что думает тетя Джанин и остальные. Тусси все равно оставалась еекровной сестрой и единственным другом. Несмотря на то, что одно время Одри относилась к ней холодно и неприязненно, Тусси обращалась с ней дружелюбно, не таила зла и ненависти.
Все менялось теперь в худшую сторону. Богатой ироскошной жизни, к которой привыкла Одри, приходил конец. Янки закрыли почти все порты, ананимать смельчаков, которые решались прорываться через блокаду, стоило больших денег. Доходы не поступали, самые работоспособные негры разбежались, наступали тяжелые времена. Южные банки розорились, конфедератские деньги обесценились. В представлении Одри во всем случившемся были виноваты люди, которые сейчас устраивались в нижней части города и устанавливали там свои палатки.
Она не доверяла джентльменским манерам янки-завоевателей. Живя с Ричардом, она научилась понимать, как власть меняет человека. Она наслушалась рассказов о зверствах и жестоких бесчинствах людей, опьяненных победой, и чувствующих власть над «побежденным врагом» и осознающих собственную безнаказанность. Они буквально превращались в осатаневших животных, могли в любое время совершать набеги, грабить, воровать, насиловать и разрушать по выбору. Сейчас жители Батон-Ружа оказались в их власти, и враги янки прекрасно осознавали это! Нет, Одри ни за что не выйдет в город, чтобы с улыбкой приветствовать янки, словно долгожданных друзей!
Проклятые янки! Должно быть, они все сейчас смеются над конфедератами, шутят по поводу легкой победы над Новым Орлеаном и Батон-Ружем. Рабства больше не существует, как не существует и южной экономики. Сторонники единого Союза уверены в своей победе и считают, что сломили гордость южан.
Они радуются, похваляясь победой и, возможно, считают конфедератов беспомощными трусами. Хотелось плакать от того, что мальчики, вроде Джоя, все еще рискуют жизнями, защищая Юг. Джой был бы в отчаянии, если бы ему стало известно все. Можно было радоваться единственному: все обошлось без кровопролития… и тем не менее, происходящее внизу казалось хворостом, которому достаточно одной искры, чтобы воспламениться. По городу ползли слухи о том, что конфедераты тайно готовят нападение после того, как янки спокойно расположатся в городе. Если такое и впрямь произойдет, Батон-Руж превра тится в зону военных действий, дома будут разрушены, многие горожане погибнут. Одри читала и слышала много историй о жесточайших сражениях, таких, как ужасное сражение под Шилой в штате Теннесси.
Сообщения в газетах повергали в ужас. Количество погибших и раненых достигло тринадцати тысяч у северян и почти одиннадцати тысяч у южан. Ужасающие цифры шокировали и изумляли людей, когда приходилось читать или слышать разговоры об этом. Одри все еще жила в напряжении и страхе, что среди убитых или раненых мог оказаться Джой. Она каждый день посылала Тусси в редакцию газеты, которая печатала списки погибших. Пока имени Джоя не было в списках. Но Одри не имела права успокаиваться, она должна получить весточку от брата с сообщением, что у него все в порядке.
Одри поднялась, чтобы уйти в комнату, но увидела, как к дому приближается коляска дяди Джона. Лошадью управлял негр по имени Генри, раб тети Джанин. Сильный вороной мерин бежал неторопливой рысью. На заднем сидении устроились Элеонор и тетя Джанин, они вертели в руках зонтики от солнца, будто Возвращались с веселого воскресного пикника. Позади сидений пристроилась Тусси. Когда коляска подкатила к дому, Генри спустился на землю, равнодушно и бесстрастно глядя по сторонам. Это был негр, которого вовсе не радовали победы янки. Генри любил свою работу, давно принадлежал Мак Аллистерам, к нему неплохо относились в доме, и слуга явно не горел желанием быть «освобожденным».
Элеонор и Джанин были возбуждены и болтали, словно сороки. Несмотря на то, что Элеонор стала замужней женщиной, а муж ее находился в Новом Орлеане, пытаясь защитить свой отель, Элеонор порхала в лучших платьях, какие только могла купить и, казалось, совершенно не беспокоится о бедном Альберте. Когда янки захватили Новый Орлеан, Элеонор была даже разочарована, получив от Альберта телеграмму, что у него все в порядке. Одри подозревала, что, возможно, ее кузина надеялась на гибель Альберта. Тогда она унаследовала бы отель и стала жить по-королевски, развлекаясь с мужчинами. Элеонор выполнила свой «долг», выйдя замуж и став приличной женщиной. Кто стал бы осуждать ее, если бы, оставшись вдовой, она нашла себе другого мужчину, дабы не остаться одинокой? Одри по-прежнему считала поведение кузины отвратительным и не хотела появляться на улице в ее обществе.
Элеонор и тетя Джанин торопливо выбрались из коляски. Элеонор заспешила на веранду, по видимому,
