искоса взглянул на Лину, которая всем своим видом показывала, что осуждает его. Одри иногда казалось, что Лина обладает странным влиянием на отца. Может быть, потому что жила в доме почти как член семьи в течение многих лет. Джозеф нахмурился, сурово взглянул на Лину, вздернул подбородок.
– Я поступил так, как считал нужным. Генри Гатерса как следует выпороли и продали. Остальных так же наказали. Я уже давно не просил Марча Фредерика пускать в ход кнут из бычьей кожи. Ты же хорошо знаешь, я не люблю это делать, – он снова покосился на Лину.
– Прогони отсюда эту девушку, – рявкнул он, имея в виду Сонду.
Испуганная девушка отступила от стола, держа в руках тарелки.
– Мы уберем позже, – спокойно сказала Лина Сонде, дерзко взглянув на Джозефа Бреннена. Женщины вышли из столовой.
– Эта чертова Лина хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым. Я не должен наказывать собственных рабов! – возмущенно бурчал Джозеф. – Она сама рабыня, а ведет себя так, потому что уже много лет работает в доме. Когда они так долго работают в доме, им кажется, что от них все здесь зависит.
– Вы бы не продали ее, правда? – поинтересовалась Одри. Она не могла представить себе Бреннен- Мэнор без Лины.
– Она очень нужна в доме. Ты сама знаешь об этом. Но беда в том, что она отлично понимает то же самое. Потому-то так много себе и позволяет, – Джозеф всегда беспокоился, как воспримет Одри истинную причину такого поведения Лины.
– Я держу ее здесь потому, что она была второй матерью тебе и Джою, – добавил он. – Кроме того, понимаю, что ты привыкла к Тусси. А Тусси всегда должна находиться там, где живет Лина. Я не настолько жесток, чтобы разделять их.
– Но вы разделяли другие семьи, – напомнила Одри.
Джозеф невольно нахмурился.
– Мне кажется, ты слишком много глупостей наслушалась от кого-то на Севере. Ты осуждаешь наш образ жизни, Одри?
Девушка взяла в руки вилку.
– Нет, папа. Единственной причиной моих расспросов является то, что Лина и Тусси пользуются твоим особым расположением. Почему?
Джозеф почувствовал неловкость. Сколько времени удастся держать дочь в неведении еще? Было легко, пока Одри не выросла. Но она становится взрослой. По правде говоря, уже через несколько часов после встречи с ней он с изумлением заметил, как она изменилась. Одри стала походить на зрелую жен щину. Он никак не мог понять, отчего же она так изменилась.
– Лину купила твоя мать, Одри. Она ее очень любила. И я пообещал твоей матери не продавать ее. Я выполняю волю твоей матери.
Одри безразлично ковыряла вилкой пирог, с болью в сердце вспоминая о Ли. И о его отношении к рабству.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы не позволяли Марчу Фредерику пользоваться кнутом, – заметила она. – Мне не нравится этот человек. Может быть, если бы надсмотрщик добрее относился к неграм, то не было бы конфликтов.
– Добрее! Одри, неужели ты ничему не научилась? Если обращаться с ними слишком мягко, они становятся ленивыми и дерзкими! Нужно всегда быть твердыми, иначе может случиться такое же несчастье, как в Виргинии тридцать лет назад.
– Вы уже сотни раз рассказывали нам о восстании Нэта Тернера.
– Потому что вы должны помнить о том, к чему может привести излишняя мягкость! – отец снова начал злиться и сильно покраснел. Лицо, шея, уши стали красными. Рыжие волосы слегка тронула седина, у глаз четко прорезались морщинки. Он был невысокого роста, но достаточно крепкого телосложения. И являлся опасным противником, как в устных спорах, так и физически. Редко кто осмеливался вступать в спор с Джозефом Бренненом.
Одри была единственным человеком, кто осмеливался ему возражать.
– Тогда негры убили пятьдесят семь белых людей. В основном – женщин и детей. Ты бы упала в обморок, если бы узнала, что они вначале сделали с женщинами! Только твердая, жесткая дисциплина, которую ввели все рабовладельцы с тех пор, позволяет держать рабов в повиновении. У нас сейчас очень напряженно, кругом ведутся разговоры об освобождении негров. Они волнуются. Большинство из них, конечно, не имеет представления, что происходит в Вашингтоне и на Севере. Но когда им станет все известно, контролировать обстановку будет очень трудно.
Отец замолчал, недовольно нахмурился.
– Извини меня, Одри. Я не должен был выходить из себя в такой день. Это первый день вашего возвращения домой. Только Богу известно, как я скучал без вас все лето. Без вас здесь все по-другому. Я беспокоился, что кто-нибудь на Севере обидит тебя. Или какой-нибудь янки обманет, воспользовавшись твоей невинностью. Не знаю, как случилось, что я позволил тебе отлучиться из дома надолго. Думаю, в основном, поступил так из-за придирок тети Джанин. Не надо было позволять женщине оказывать на меня такое влияние. Мне, как отцу, наверное, лучше известно, что необходимо дочери. Всем известно, к чему привело воспитание Элеонор, – он откусил кусок пирога, – Мисс Джереси продолжит занятия с тобой. Скоро тебе придется принимать участие в управлении плантацией. Ты должна быть готова.
Джой проглотил кусок орехового пирога. Украдкой посмотрел на сестру, с сожалением отметив, что отец по-прежнему обращает внимание только на Одри.
Наконец-то отец обратился к сыну.
– А что касается случая с неграми, ты должен понимать, как важно держать их в повиновении, Джой, – внушительно сказал он. – Многие плантаторы, вроде меня, раньше не были жесткими, но сейчас другого выхода нет. Необходимо быть жестким. И ты, и Одри должны понимать это.
Одри отодвинула от себя тарелку.
