– Я решил прогуляться по галерее, – объяснял Ли тем временем. – Приятно полюбоваться океаном, вот и оказался здесь. А потом услышал ваши рыдания. Не являюсь ли я причиной ваших горьких слез? – Ли поднялся, взял стул и сел рядом. – Хочу извиниться… Я грубо разговаривал с вами во время ужина и очень хорошо осознаю это. Обычно я не осуждаю людей, если их не знаю. А вы так молоды и так далеко от дома, от родных людей… И, кроме того, вы наша гостья. Конечно же, я вел себя невежливо. Извините меня.
Одри сидела немного напряженно. Глядела вдаль, боясь посмотреть в глаза мужчине. Она испугалась странного незнакомого чувства, от которого ее бросало то в жар, то в холод.
– Принимаю ваши извинения, сэр. Примите взаимно и мои извинения. Конечно, не следовало так разговаривать с вами. Однако, понимаю, вам не нравится то, как существуют южане. Но это наша жизнь, так же, как у вас своя.
Молодой человек глубоко вздохнул.
– Одри, в глубине души вы должны понимать, что рабство – это очень плохо.
Она вытерла слезы.
– Конечно, плохо…
– Что? – поразился Ли. – Не понимаю. Она коротко взглянула ему в глаза.
– В противоположность тому, что вы о нас думаете, мистер Джеффриз, большинство граждан Юга, особенно женщины, против возобновления работорговли, – она снова посмотрела в сторону океана. – Но, видите ли, это как… дайте подумать, да, словно огромный валун, который катится с горы. Он катится все быстрее, его невозможно остановить. Мы владеем рабами уже много лет. Наша экономика придет в упадок, если у нас отнимут возможность использовать труд рабов на плантациях. Такие люди, как мой отец, будут разорены вконец, – она снова взглянула на собеседника. – Не считайте меня совсем невежественной. Я – женщина и молода, но часто слушаю разговоры отца с бизнесменами. Понимаю политическую обстановку лучше, чем вы предполагаете. Север знает, что уничтожение рабства погубит нас. Но вас это не волнует. У каждого штата должно быть право самостоятельно решать: оставлять рабство или нет. Ни Федеральное правительство, ни президент не должны вмешиваться в нашу жизнь и способствовать нашему разоре нию.
Ли не смог удержаться от улыбки. Она говорила с такой гордостью и так горячо пыталась убедить его… Боже мой, какая Одри красивая! Как приятен мягкий южный выговор. Она тянет гласные звуки, и это делает ее более очаровательной. Очень приятно слушать ее.
– Рабство не может продолжаться вечно, Одри. Такие люди, как ваш отец, должны быть готовы к переменам.
Она хотела отвести взгляд, но голубые глаза словно притягивали. В его словах сквозило мягкое предостережение, девушку охватил смутный страх, но она не могла определить причину его возникновения.
– Каждый штат поступит так, как считает нужным, мистер Джеффриз. Вы должны дать нам время. Все наши вложения связаны с трудом рабов. Если мы сейчас освободим их, то, во-первых, потеряем средства к существованию. А если станем платить наемным рабочим, то разоримся полностью. Кроме того, это довольно опасно.
– Опасно?
Одри поднялась и снова подошла к перилам.
– Возможно, вы не осознаете, что на Юге негров почти столько же, сколько белых. Если их освободить, куда они пойдут? Где будут жить? Бунт неизбежен, мистер Джеффриз. Они убьют нас, захватят дома и фермы. В прошлом уже неоднократно происходили восстания рабов. Отец рассказывал. Вероятно, вы считаете, что так рассуждать жестоко, что я сурово обращаюсь с Тусси. Но, поймите, это необходимая суровость. Приходится держать их в повиновении. При мягком обращении они быстро становятся совершенно невыносимыми и дерзкими. Если не принимать меры предосторожности, то очень быстро рабы примутся заправлять всем вместо своих хозяев. Их необходимо постоянно держать в руках.
Она услышала, как скрипнул стул. Ли поднялся и подошел ближе к ней. Девушка словно бы ощущала его присутствие всем телом. Ее снова охватила незнакомая до сих пор дрожь. Стройная фигура молодого человека возвышалась над ней. Почему она обращает на это внимание? Раньше ее совершенно не интере совало, как сложены мужчины. О Ричарде она никогда не задумывалась так. Одри продолжала делать вид, что любуется лунными бликами на поверхности океана, страшась взглянуть на Ли.
– Вплоть до жестокости? – спросил он.
Одри прикрыла глаза и вспомнила Марча Фредерика, надсмотрщика на хлопковой плантации. Она ненавидела Марча.
– Иногда…
– Человек не может быть собственностью другого человека, Одри. Его нельзя бить хлыстом, требуя повиновения. Это не по-христиански.
Одри снова смахнула выступившие слезы.
– С нашими рабами хорошо обращаются, мистер Джеффриз. Мне известно только два случая, когда наш надсмотрщик воспользовался плетью. И отец тут же остановил его. Отец хорошо относится к неграм, большинство не нуждаются в замечаниях. Многие относятся к нам по-дружески. Да, мистер Джеффриз, я читала «Хижину дяди Тома». Знаю, о чем вы думаете. Но мисс Стоу показала искаженную картину. Большинство из нас не ведут себя таким образом. Мы просто связаны по рукам системой, какая существует. Нельзя ничего менять сразу, если мы намерены сохранить прежний образ жизни, – Одри, наконец, обернулась и осмелилась взглянуть на молодого человека.
– Многим из нас очень хочется, чтобы можно было перевернуть жизнь безболезненно. Самая опасная часть рабов – мулаты. Такие, как Тусси. Они появились в результате отвратительного поведения белых мужчин… которые спят с негритянками. Мой отец резко осуждает такое поведение.
Одри почувствовала, что краснеет, выговаривая такие слова, зная, что «спать» с кем-то означает греховное поведение. Но она не понимала, какие действия подразумеваются. У нее не было матери, которая объяснила бы подобные вещи. Подруги только хихикали и шептались об этом, игриво прикрываясь веерами. Она не была уверена, правда ли все то, что рассказывает Элеонор. К тому же кузина никогда не вдавалась в подробности. Мисс Джерси, ее воспитательница, обучавшая манерам и грации движений, никогда не беседовала об интимных отношениях.
