Он повернулся к ней:
– Она – моя сестра.
– Твоя сестра? Ах! Я, я рада! Но не стой ты, как деревянный, торопись! Проснись! Она в опасности!
Он овладел собою.
– Надевай пальто. Скорей! Возьми мою лошадку.
Она вместе с ним выбежала в бурю, как тогда с Роем, и говорила, пока он вскидывал седло на лошадь:
– Теперь я все понимаю. Ты слышал сплетни о ней и Гленистэре, но это вранье. Я лгала, хитрила и интриговала против нее, но теперь все это кончено. Надо думать, что и во мне есть хоть капля добрых чувств.
Он заговорил, сидя в седле:
– Больше, чем капля, Черри. Ты похожа на людей, с которыми я жил в молодости.
Она слабо улыбнулась, освещенная фонарем.
– Я хочу быть похожей на твою сестру, Кид, – сказала она.
Гленистэр и его друзья крались в темноте, избегая освещенной части города; ветер несся к морю из пустыни; дождь хлестал в лицо.
Путь их лежал к хижине, находившейся на западной окраине города. Там они остановились и прикрепили что-то под полями своих шляп.
Тут проходило узкое полотно железной дороги, пролегавшей через болотистую тундру и направлявшейся к горам и приискам. Ходил неуклюжий маленький паровоз, который тяжело кряхтел и двигался черепашьим шагом, таща две высоко груженные товарные платформы.
Шпалы были связаны продольными досками, положенными на болотистом грунте и местами выступавшими кверху, так что горбатый, короткий локомотив часто спотыкался, наклонялся и вопил, как пьяный. Ночью он, задыхаясь, кашляя и шипя, тащился в парк и там успокаивался до утра.
Машинисты и дорожные рабочие вставали и ложились рано; в этот вечер они уже ушли домой, когда их вызвали неожиданные гости.
Машинист открыл дверь и увидал то, что показалось его испуганным глазам настоящей пушкой Круппа, направленной на него человеком в клеенчатом плаще и с белой маской на лице. Револьвер уставился на него неподвижным и ужасающим круглым глазом; за циклопом этим стояло двое незнакомцев.
Кочегар встал с места, со стуком уронив на пол башмак, но как житель дальнего Запада, привычный к чрезвычайным обстоятельствам, немедленно подняв руки над головою, балансируя на одной ноге. Он отстегнул перед этим пояс, и теперь одежда его грозила вся упасть на пол; он конвульсивно хватался за нее одной рукой, продолжая держать другую руку кверху и подскакивать на одной ноге, изображая из себя таким образом еще неведомый семафор.
Другой человек, еще новичок на Севере, стал отступать к самой стене, согнувшись и прикрыв середину тела руками; он убедительно повторял:
– Не направляйте мне эту штуку в самый живот.
– Ха, ха! – неестественно громко засмеялся кочегар.
– Что, братцы, вздумали пошутить?
– Мы не шутим вовсе, – ответила передняя фигура. Дыхание ее вырывалось клубами пара из-под маски.
– Ну, как же не шутите? – настаивал кочегар. – Ведь у нас нет ничего такого, что стоило бы украсть.
– Одевайтесь и идите с нами. С вами ничего дурного не случится.
Машинист и кочегар послушались и были отведены к бездействующему локомотиву с приказанием развести пары в течение получаса. В случае неповиновения они должны были стремительно покинуть царство прикладной механики. В виде стимула к деятельности над ними поставили двух людей. Наконец локомотив стал неохотно вздыхать и клокотать.
Они видели в окружающем мраке и другие фигуры, молчаливо влезавшие на платформу за ними.
Когда манометр дошел до требуемой точки, поезд выкатился из-под навеса, и резкий свист локомотива на стрелке и у шлагбаума затерялся в шуме и грохоте бури.
Сленджак остался с ружьем в руках на локомотиве, а Дэкстри перелез назад к Гленистэру. Он нашел его в бодром настроении, несмотря на неудобство езды на открытой платформе. Гленистэр старался разжечь трубку под прикрытием пальто.
– Динамит с нами? – спросил старик.
– А как же. Хватило бы на целый броненосец.
Поезд выполз из лагеря и прошел мост через реку в полнейшей темноте; компаньоны сидели на ящиках и тихо разговаривали. До них долетал сдержанный говор людей, которые рисковали своим будущим, свободой и жизнью ради того, что считали справедливым.
– Мы боремся хорошо, – сказал Дэкстри, – будь что будет.
Рой ответил:
– Я бой уже выиграл.
– Как так?
