Струве вдруг улыбнулся ей странной и хитрой улыбкой. Ухмыляясь, нагнулся он над столом, вынул из кармана плоский пакет и швырнул его ей.
– Ну, а теперь займемся нашим договором, а? – сказал он.
– Прикажите вашему человеку убрать со стола, – сказала она, неловкими пальцами развязывая пакет.
– Я отослал его два часа тому назад, – ответил Струве и встал, как бы с намерением подойти к ней.
Она откинулась назад, но он только наклонился, взял скатерть за четыре угла и вынес ее вместе со всем, что стояло на столе. Раздался звон битой посуды, когда он, безо всякой осторожности, кинул все на пол в кухне.
Он вернулся и стал спиной к печке, глаз не сводя с Элен, пока она читала бумаги.
Элен долго сидела над документами. Смысл их был слишком ясен, и доказательства вины ее дяди неопровержимы. Ошибки не могло быть никакой; весь подлый заговор ясно раскрывался перед ней во всей своей низости.
Несмотря на тяжкое разочарование, Элен почувствовала сильный душевный подъем от сознания, что в ее власти восстановить справедливость. Ей-то, бывшей бессознательным орудием этой подлой клики, и надлежало взять на себя эту роль и позаботиться о том, чтобы потерпевшие получили воздаяние.
Она встала с сияющими глазами и крепко сжатыми губами.
– Здесь все, что мне нужно.
– Да, конечно, достаточно, чтобы засудить нас всех. Это равносильно исправительному дому для вашего драгоценного дяди и вашего жениха.
Он дернул шеей, упомянув о последнем, будто старался освободиться от сжимавшей ее руки.
– Да, в особенности для вашего жениха, потому что он ведь ваш жених? О, я потому-то и привез вас сюда: он женится на вас, но я буду шафером.
Тон его голоса был неприятен.
– Поедемте, – сказала она.
– Поедемте? – невесело засмеялся он. – Вот вам прекрасный пример бессознательного юмора!
– Что вы хотите этим сказать?
– Во-первых, нет человека, который был бы в состоянии найти дорогу к морскому берегу в подобную бурю: во-вторых… но позвольте мне пока объяснить вам кое-что в этих бумагах.
Он говорил равнодушно и, шагнув вперед, потянулся за пакетом, который она хотела было отдать ему, но что-то подсказало ей, чтобы она не делала этого, и она спрятала пакет за спиной. Она была проворнее его и быстро обежала вокруг стола, пряча бумаги на груди.
При этом она коснулась револьвера Черри, и это подбодрило ее. Она решительно заговорила:
– Я намерена немедленно уехать. Не приведете ли вы мою лошадь? Нет? Тогда я пойду за нею сама.
Она повернулась, но его ленивое равнодушие мигом исчезло: он прыгнул к двери и преградил ей дорогу.
– Постойте, барышня. Вы должны были бы понять меня без дальнейших слов. Зачем я привез вас сюда? Почему я придумал эту маленькую поездку? Почему я отослал своего человека? Не для того же, чтобы дать вам в руки доказательства моего соучастия в этом преступлении. Едва ли. Вы сегодня никуда не уедете. А когда уедете, то уедете без документов, так как от этого зависит моя собственная безопасность, а я – эгоист, поэтому советую не раздражать меня. Слушайте.
Они оба услыхали внезапный вой бури, как бы требующей жертвы.
– Нет, вы останетесь тут и…
Он внезапно замолчал, так как Элен шагнула к телефону и уже снимала трубку. Он ринулся, отнял у нее трубку и, сорвав со стены телефонный аппарат, поднял его над головой и ударил о пол; затем он кинулся на Элен, но она вырвалась и бросилась в другой конец комнаты.
Седые волосы его растрепались, лицо побагровело, на шее вздулись жилы. Однако он остановился, и губы его сложились в присущую ему всегда осторожную улыбку.
– Не будем ссориться. Это ни к чему, я все равно поставлю на своем. У вас – желанные доказательства, а я хочу получить обещанную награду; если вы не согласны, то мне самому придется взять ее. Подумайте хорошенько, пока я пойду запирать двери.
Далеко внизу, на склоне горы, человек отчаянно погонял измученную лошадь. Животное тяжело поводило боками, выбиваясь из сил, слабые колени его подкашивались, но седок продолжал безжалостно гнать без оглядки по рытвинам, вброд через реки, вверх по крутым уступам и вниз в невидимые лощины.
Иногда лошадь спотыкалась и падала вместе со всадником, но он был равнодушен ко всему, равнодушен к ослепляющему его дождю, к ветру, дико набрасывавшемуся на него на вершинах или злобно продувавшему его в оврагах.
Наконец он доехал до плоской возвышенности, увидел внизу в долине свет гостиницы и ударил изнеможенное животное. Лошадь взвилась на дыбы и упала под ним. Он инстинктивно высвободил ноги из стремян, пытаясь выброситься из седла, чтобы избегнуть ударов копыт. Ему показалось, что он повернулся в воздухе, что-то ударило его.
Он лежал на спине неподвижно; дождь падал на его худое и темное лицо, буря выла над ним, как бы ликуя.
Когда Струве исчез в соседней комнате, Элен бросилась к окну. Оно состояло из цельной рамы,
