– Как ты можешь его защищать? Тебе что, понравилось, как он с тобой обращался?
Конечно, подумала София, очень понравилось. А какой бы женщине не понравилось? Виктор, как опытный ловелас, ясно давал понять, что находит ее соблазнительной… но это все, что он делал, и она не видела в этом ничего дурного.
– Значит, тебе понравилось… – Руфус смотрел на нее пристальным, нервирующим взглядом.
– Говорю тебе, он совершенно безобиден.
– Безобиден? Виктор? Не будь идиоткой! Почему, как ты думаешь, он предлагал тебе поохотиться? Если бы ты прожила здесь немного дольше, ты бы знала, что так он приглашает каждую проститутку в графстве! Эти шлюхи проводят с ним день охотясь на лис, а потом возвращаются, чтобы принять ванну. Причем, заметь, дверь в ванную комнату не закрывается на замок! Вот такой это дом!
У Софии возникло видение: Виктор с его разгоряченным и вспотевшим гаремом, и она не смогла удержаться от смеха. Но Руфус совершенно утратил чувство юмора.
– Разумеется, если тебя забавляет то, что приличные люди считают глумлением над моралью, тебе лучше уйти с моим дражайшим кузеном. Должно быть, именно к подобным типам ты и привыкла. Полагаю, было полно таких, круживших у твоей квартирки в Челси!
– Ага, дюжины, – кивнула София, теряя терпение. – И я все свободное время проводила в постели с ни…
Он схватил ее, свирепо сжал худенькие плечи так, что София вскрикнула от боли, и тряс до тех пор, пока кровь не застучала у нее в висках. В ушах зашумело. Сквозь этот шум она услышала слова:
– Ты не должна больше так говорить, сука! – Руфус был белым, как бумага.
– Шутка… – смогла выдавить из себя София.
– Вот что все это для тебя значит, да? Просто шутка?
Она подумала, что муж собирается ударить, но он отпустил её, презрительно оттолкнув.
София не могла понять, что происходит. Никогда еще она не сталкивалась с физическим насилием, и эта внезапная атака Руфуса, которого она любила и которому полностью доверяла, на время парализовала ее.
Руфус не двигался, стоял на том же месте у нижней ступеньки лестницы. София не хотела проходить мимо него, превратившегося вдруг во враждебного незнакомца, поэтому поковыляла в гостиную. За дверью в темноте она наткнулась на низкую этажерку и столкнула поднос с бокалами для шерри. Большая часть их разбилась вдребезги, на полу зловеще замерцали осколки. До этого София была слишком ошарашена, чтобы плакать, но теперь слезы хлынули по ее щекам. Она встала на колени и принялась подбирать кусочки стекла трясущимися пальцами.
Немного погодя София почувствовала присутствие Руфуса, он тихо подошел и начал помогать ей, осторожно складывая осколки на поднос. Они молчали.
– Дорогая, прости, прости, – наконец забормотал Руфус. – Я не ведал, что творил. – Он мучительно запинался на согласных и выглядел совершенно потерянным. – Должно быть, я сильно обидел тебя, София, пожалуйста, только не плачь больше. Я не могу этого вынести.
Она оставила разбитый бокал и привалилась к плечу мужа, ища утешения. Руфус сел на пол, лаская ее голосом и руками, восстанавливая домашний мир, возвращая ощущение безопасности.
– Я по-прежнему не понимаю, почему ты приревновал меня к Виктору, – минуту спустя сказала София.
– Наверное, потому, что я слишком хорошо его знаю. Я часто наблюдал, как Виктор смотрит на девушек, и мне тяжело было видеть, что он причисляет тебя к категории вертихвосток. Но ты, казалось, не возражала, и я начал думать о других парнях, с которыми ты встречалась, когда одна жила в Лондоне. Я ничего не мог с собой поделать. И когда ты сказала… то, что сказала… что-то вспыхнуло в моей голове, и я совсем взбесился. София, я ужасно сожалею, – снова повторил он. – Я не хотел причинить тебе боль, любимая, ты мне веришь?
– Конечно, дорогой, – успокоила она его. – Я ведь говорила тебе, что ты для меня первый, последний и единственный мужчина. А что до всех Викторов этого мира – тебе не о чем беспокоиться. Я никогда дважды не взгляну ни на одного из них!
– Я не хочу, чтобы ты и один раз на них взглянула, – проворчал Руфус.
И вот тогда у Софии возникло, пока смутное, предчувствие того, что ей предстоит в будущем.
Вскоре она уже с уверенностью знала, что Руфус патологически ревнив. Когда бы она ни встречала Виктора или кого-то еще с подобным отношением к женщинам, Руфус становился раздражительным и угрюмым, не отходил от нее ни на шаг и свирепо хмурился. Он хватался за любое случайно произнесенное ею в разговоре имя и тут же принимался ее допрашивать. Кто это? Как долго ты его знала? Где вы познакомились? Ах, это тот, что преподнес тебе дорогие часы в качестве свадебного подарка? Немного странно, не так ли, если ты его едва знаешь? И София перестала упоминать прежних своих друзей, просто чтобы сохранить мир. И все равно ревнивые выпады продолжались, она часто убегала в слезах, а Руфус мчался за ней, мучимый угрызениями совести, чтобы поцеловать и помириться… до следующего раза. Между этими абсурдными эпизодами они были исступленно счастливы, что делало сцены ревности более или менее сносными.
Тем летом развлечений у них было предостаточно: они играли в теннис на травяном корте «Египетского дома», плавали в бассейне у Норрисов, в субботу после обеда Руфус играл в крикет, а София наблюдала за ним, скучая от утомительных правил, но очарованная белыми фигурами крикетистов, которые, казалось, исполняли какой-то языческий ритуальный танец на зеленом поле.
Счастливые, они вдвоем бродили по холмам, работали в саду, экспериментировали с цветной фотографией и слушали проигрыватель, разделяя страсть к Моцарту. Его волшебная музыка в сочетании с залитым лунным светом садом создавала обстановку для самой пылкой и запоминающейся любви. Если бы только не было постоянного, затопляющего душу страха сказать что-то не так, чтобы муж ничего не вообразил себе и внезапно все не испортил…
Октябрьским утром десяток членов попечительского совета собрались в гостиной «Египетского дома».
