Деймон обнял ее и прижал к себе, покачиваясь вместе с ней, давая возможность выговориться. Он слушал о ее одиночестве и непонимании. Слушал об ужасах Брайарвуда. Слушал рассказы о друзьях, которые казались реальными, но не были таковыми. И, выслушав, он понял то, чего не понимала она. Чего не могла понять.
Если она не восстановит свой разбитый разум, не свяжется вновь со своим телом и не восстановит четырехгранный треугольник, то навсегда останется заключенной здесь, потеряется и запутается в осколках самой себя до тех пор, пока не увязнет окончательно. И тогда она никогда не сможет достичь того, что любит больше всего.
«Нет, — нежно произнес он, когда поток признаний наконец иссяк. — Им ты не нужна. Они тебя не любят, не могут любить. Но
«Я не хочу иметь это тело, — всхлипнула она. — Оно болит».
«Не всегда, милая, не всегда. Без тела как ты сможешь услышать пение птиц? Ощутить теплый летний дождь на коже? Как ты будешь кушать ореховые пирожные? Как пройдешь по пляжу на закате, наслаждаясь ощущением теплого песка и волн под… копытами?»
Он почувствовал, что ей стало легче, еще до того, как услышал приглушенный смешок. Когда Ведьма подняла голову и взглянула на него, ее бедра слегка сжались.
Из вспыхнувшей в его чреслах искорки разгорелся настоящий огонь, и Деймон дернулся.
Она откинулась назад, наблюдая за тем, как он растет и поднимается.
В ее взгляде Деймон прочел невинность, любопытство маленького котенка. Он видел женскую оболочку, которая, пусть и не совсем зрелая, уже не была ребенком.
Деймон стиснул зубы и выругался про себя, когда она начала слегка поглаживать его набухший орган.
Прикосновение. Наблюдение за его реакцией, словно она никогда не видела возбужденного мужчины. Прикосновение. Наблюдение.
Он хотел оттолкнуть ее. Хотел усадить сверху. Эти ласки убивали. Они были чудесны. Когда Деймон, решившись, коснулся ее руки, чтобы остановить, Ведьма произнесла тихо и задумчиво:
«А у твоей мужественности нет шипов».
Его окатило ледяным гневом. Осколки чаши задребезжали, когда он усилием воли сдержал ярость, которая не могла бы найти здесь выхода. На мгновение Деймон очень хотел убедить себя, что она сравнивает его с мужчиной другой расы, но он слишком хорошо знал об извращенных удовольствиях мерзавцев, которые с наслаждением ломали юную, сильную ведьму в ее Первую ночь.
Мать-Ночь! Ничего удивительного в том, что она не хочет возвращаться. Ведьма озадаченно рассматривала его.
«А у телесной мужественности есть шипы?»
Деймон проглотил гнев. Дремавший доселе Садист превратил его в смертельно опасный шелк.
«Нет, — промурлыкал он. — У моего естества шипов нет».
«Мягкий», — удивилась она, поглаживая и изучая. Его руки легко взлетели вверх по ее бедрам.
«Он мог бы доставить тебе удовольствие», — мягко, певуче произнес он.
«Удовольствие?» Ее глаза озарились любопытством и предвкушением.
Это детское доверие острым ножом вонзилось сердце. Очевидно, она почувствовала некую перемену. Прежде чем Деймон сумел остановить ее, Ведьма яростно пнула его в бедро и поспешно отскочила. Оказавшись вне пределов досягаемости, она обхватила себя руками и прожгла его гневным взглядом.
«Ты хочешь соединиться с телом. Как и те, другие. Ты хочешь, чтобы я ее вылечила, чтобы ты мог поместить свою мужественность в
Его окатил гнев.
«В кого — в
«В Джанелль».
«Ты и есть Джанелль».
«Я — Ведьма!»
Он задрожал от усилий, прикладываемых, чтобы не напасть на нее.
«Джанелль — это Ведьма, а Ведьма — это Джанелль».
«Я им не нужна, они не хотят меня! — выкрикнула Ведьма, ударив его кулаком в грудь. — Не
Деймон чувствовал, как она все больше отдаляется.
«Это Ведьма! — крикнула она. — Вот что живет внутри тела!
Гнев наконец заставил его бросить:
«Нет, я не хочу
Что бы она ни собиралась сказать, слова потерялись на полдороге. Ведьма уставилась на него, как на неизвестный доселе объект, а потом сделала маленький шажок навстречу.
Еще один шаг.
Опасный, смертельно опасный шелк.
И еще один.
Славная ловушка, сплетенная из любви, лжи… и правды.
«Я ждал тебя семь веков, — промурлыкал он. — Только тебя. — Его губы растянулись в улыбке соблазнителя. — Я был рожден стать твоим любовником».
«Любовником?»
Почти в пределах досягаемости.
Без физического тела нити соблазна были не такими мощными, однако Деймон заметил перемену во взгляде Ведьмы, когда они дотянулись до ее сознания.
Однако она по-прежнему парила слишком далеко.
«Тогда зачем тебе тело?»
«Потому что оно может принять меня, чтобы я доставил тебе удовольствие. — Он наблюдал за тем, как напряженно она обдумывает его слова. — Тебе нравится мое тело?»
«Оно очень красивое, — неохотно признала Ведьма и поспешно добавила: — Но здесь-то ты выглядишь точно так же. И Ведьма тоже может принять твою мужественность!»
Садист протянул руку:
«Почему бы нам не проверить это?»
Она приняла предложенную руку и грациозно опустилась на Деймона сверху, оседлав его бедра, а затем выжидающе покосилась на мужчину.
Он улыбнулся, и его руки начали исследовать ее тело, успокаивая и возбуждая. Когда Деймон кончиками пальцев пощекотал ее под хвостом, Ведьма взвизгнула и подскочила. Он покрепче прижал ее к себе, обнял одной рукой за бедра, а второй зарылся в золотистую гриву. Затем Деймон поцеловал ее. Нежно. Заставляя таять от удовольствия. Она вздохнула, когда его руки коснулись грудей. Она задрожала, когда Деймон лизнул маленький витой рог. Убедившись, что Ведьма действительно проглотила наживку, он шепнул:
«Милая, ты права. Здесь для меня слишком темно. Чаша слишком хрупкая, и мне… мне больно».
Она посмотрела на него с искренним сожалением, но покорно кивнула.
«Подожди, — шепнул он, когда Ведьма попыталась отстраниться. — А ты не можешь подняться вместе со мной? До моей внутренней паутины? — Деймон нежно лизнул ее изящное ушко. Его голос излучал сладострастие, превратившись в низкое мурлыканье. — Там нам будет не менее безопасно».
Он обуздал свое нетерпение и спокойно ждал ответа. Нельзя было сказать, сколько времени прошло у Алтаря, находились ли их физические вместилища по-прежнему там, теплилась ли еще жизнь в юной
