принцев, заключенных в Гавре, что не помешало ему советовать мне, чтобы я требовал их освобождения.
– А через это он хотел увлечь вас до нехорошей крайности! Так как освобождение принцев невозможно, то поссорить вас с королевой. У вас не оставалось бы другого выбора, как только броситься в его объятия.
– Я разгадал его, – сказал Гастон, – и Луиза была согласна с моим мнением, когда я ей передал разговор наш с коадъютором.
– Ах, милая моя, неужели вы занимаетесь этими делами? Неужели вам доставляет удовольствие мчаться в вихре политических волнений? Берегитесь, тут можно и голову потерять! Признаюсь вам, мне было бы прискорбно видеть вас увлеченной примером таких дам, как де-Шеврез, де-Лонгвилль, де- Монбазон, и других полоумных ветрениц.
– Ваше величество, – отвечала принцесса, – смею уверить вас, что я не нахожу никакого удовольствия в политике, но мой возлюбленный отец часто удостаивает меня чести знать мое мнение о разных делах, а так как в этих случаях я советуюсь только с сердцем и справедливостью, то и выходит, что мои мнения сообразны со здравым смыслом. Если вашему величеству угодно мне позволить…
– Говорите, говорите, любезная племянница.
– С вашего позволения, – продолжала принцесса, выказывая робкое смирение, противоречившее энергичным словам, – я осмелилась бы вам заметить, что потеря драгоценного времени в мелочных и неблагоразумных ссорах нарушает достоинство короны и посягает на честь короля. Два дня тому назад, в Тюильри, маркиз де-Жарзэ оскорбил человека, который, во всяком случае, принц королевской крови, оскорбил в присутствии вашего величества без всякого препятствия с вашей стороны.
– О, моя красавица, так вот причина вашей досады?
– Нет, ваше величество, я не смею досадовать на вас. Но маркиз де-Жарзэ благородный, храбрый вельможа, великое было бы несчастье, если он и подобные ему люди будут подвергать свою жизнь опасности в таких безрассудных выходках.
– Вы не правы, племянница, совершенно не правы, смотря с такой точки зрения на порядок вещей. Впрочем, я понимаю ваше сочувствие и желание отдавать каждому должное, удивляюсь только тому, что вы желаете видеть в герцоге де-Бофоре принца королевской крови.
– Он мне кузен, ваше величество.
– Правда, но только косвенным образом, этикет…
– Ах, ваше величество, какое мне дело до этикета, – сказала принцесса, – кончится тем, что я совершенно разойдусь с ним, если его правила клонятся к тому, чтобы разрушать родственные связи.
– Дитя мое, это благородное чувство, но в подобных случаях должны главенствовать государственные интересы. Не будем настаивать на этом предмете и оставим разговор, неприятный для вас.
– Для меня? – воскликнула принцесса, нежно целуя королеве руку. – Вашему величеству известна глубина моей привязанности к вам.
– Да, я это знаю, но нынешним вечером я хочу, как вы видите, вести с вами переговоры, как равная с равной.
– Пойдем на условия, – вмешался Мазарини, переглянувшись с Гастоном, который приятно улыбнулся при виде удивления, выразившегося на лице его дочери.
– Говорите же, моя красотка, говорите, чего вы желаете? – сказала королева.
– Чего я желаю?
– Ну да.
– Я не понимаю, о чем угодно слышать вашему величеству.
– Вот видите ли… Господин де-Гонди желает кардинальскую шапку, господин де-Бофор желает быть преемником своего отца в звании генерал-адмирала. Его высочество ваш отец получит… вы сами поймете, что он пожелает, ну, а вы?
– А я, ваше величество, ничего не желаю.
– Ничего?
– Совершенно ничего.
– Вот это удивительно!
– Ваше величество, я дочь первого принца крови французского дома, что может быть еще выше, к чему могло бы стремиться мое честолюбие? Следовательно, я не могу видеть, чего могла бы я добиваться.
– Ну, так и есть! – воскликнула Анна Австрийская, нахмурив брови и устремив на племянницу гневный взор, – я была в том уверена.
– В чем, ваше величество?
– Любезный брат, – обратилась королева к Гастону, – когда умерла ваша первая жена, я обещала быть матерью вашей дочери Луизы и взять на себя все полномочия, которые родство и королевский сан мне уже вручили. Вы подтвердили своим согласием мое намерение и несколько раз говорили, что судьба вашей дочери в моих руках, что мне одной принадлежит право выдать ее замуж.
– Меня выдать! – воскликнула принцесса, побледнев от сильного волнения.
– Без всякого сомнения.
– Но я не имею никакого желания выходить замуж, – сказала молодая девушка, вставая с места.
– Дочь моя… – сказал Гастон, взяв ее за руку и заставляя опять сесть.
– Батюшка, так вы за этим заставили меня приехать сюда? Так для этого вы вели беспрестанные переговоры с кардиналом и с Гонди?
– А хоть бы и так?
– Почему же вы мне не сказали этого прежде?
– Та-та-та! – воскликнул Мазарини, всплеснув руками, – что за очаровательное дитя! Кажется, она задумала не выходить замуж, кажется, она питает отвращение к замужеству. Так дело решенное, наперекор ей не должно идти.
– Но это неестественно! – воскликнула королева, бросив на принцессу подозрительный взгляд.
– Как неестественно, государыня? – возразил Мазарини. – А помните ли вы, как сами приняли ту особу, которая первой заговорила о вашем бракосочетании с покойным королем.
– Это совсем иное дело, – возразила Анна Австрийская, – тогда речь шла о том…
– О том, чтобы сделаться французской королевой, тогда как для герцогини де-Монпансье речь идет…
– Луиза, – сказала королева, взяв ее за руку и повелительно глядя на нее, – посмотрите на меня и отвечайте прямо и откровенно, как вы привыкли это делать. Отчего вы не хотите выходить замуж?
– Оттого что… не хочу.
– Разве вы достигли того возраста, когда можно иметь другую волю, кроме воли вашего отца?
– Ваше величество, не сказали ли вы мне сейчас, что хотите вести со мной переговоры как равная с равной! Каковы бы ни были мои причины, каково бы ни было мое отвращение, я не хочу выходить замуж, вот и все тут!
– Она влюблена в кого-то! – воскликнула Анна Австрийская.
Не меняя выражения лица, принцесса глядела на королеву.
– Отвечайте же мне, отвечайте, – настаивала королева запальчиво.
– Ваше величество, я не желаю выходить замуж по уже известной вам причине.
– Говорите прямо, любезная племянница, не напускайте на себя этот величественный тон, которым вы хотите сбить меня с толку.
– Я говорю прямо и чистосердечно. Поверьте мне, всемилостивейшая государыня и любезнейшая тетушка, если я вам противоречу, то это только потому, что совесть моя того требует.
– Словом, вы не хотите выходить замуж?
– Нет.
– По крайней мере, не хотите ли узнать, какого мужа вам предлагают?
– Не желаю, если это не тот, кого я сама намерена выбрать.
– Так вы сознаетесь, что влюблены в кого-то?
