становится необычным.
Он нажал на педаль газа. Двигатель взревел, и это избавило Роуз от необходимости отвечать.
Скоро пейзаж за окном стал меняться: однотипные высотки закончились и начались здания прошлых веков. «Астон-мартин» выехал на Графтон-стрит, которая заканчивалась красивейшим старинным мостом через реку. Очутившись на южном берегу, автомобиль набрал скорость и плавно заскользил мимо фешенебельных особняков и уютных скверов. От этого района веяло респектабельностью и хорошим вкусом.
— Ты говорил, что когда родители отошли от дел, то переехали за город, — обратилась к Дилану Роуз. — Им не нравилось жить в столице?
— Да, и я их прекрасно понимаю, — ответил он, сворачивая с основной дороги налево. Вдалеке показался дом, больше похожий на замок, чем на современное жилище. — Мне самому порой хочется перебраться в какую-нибудь тихую местность. Было время, когда я немало поездил по отдаленным уголкам Ирландии.
Машина, тихо шурша шинами, остановилась у кованых ворот. Через секунду сработала система видеонаблюдения, и они начали автоматически открываться.
— С друзьями-художниками, которые не нравились твоим родителям? — Слова сорвались с губ Роуз прежде, чем она успела хорошенько их обдумать. По понятным причинам ей не хотелось, чтобы Дилан лишний раз вспоминал свое прошлое.
— Нет.
Остановившись у входа, он помог Роуз выйти из машины. Его теплая ладонь дотронулась до ее руки, а потом едва заметно опустилась на талию. Роуз вздрогнула как от удара током и обернулась. Но лицо Дилана ничего не выражало. Было понятно, что он сделал это неумышленно.
— Я не очень любил находиться дома и слушать вечные разговоры о бизнесе, — продолжил Дилай. — Зато мне безумно нравилось искать старые картины. Это напоминало охоту. Узнаешь о каком-нибудь шедевре в Богом забытой деревушке и о хозяевах, даже не подозревающих о его ценности. Потом едешь туда, знакомишься с этими людьми, слушаешь историю о том, как полотно попало к ним, что оно для них значит…
Роуз слушала его и чувствовала, как буквально леденеет от ужаса. Раньше она считала, что выражение «кровь стынет в жилах» всего лишь литературное преувеличение. Но теперь, когда панический страх быть разоблаченной полностью обуял ее, поняла, что заблуждалась.
А Дилан уже ввел ее в дом, распахнул перед ней двери гостиной. Роуз почти не замечала роскошной обстановки, в которой антикварная мебель тактично соседствовала с современной аппаратурой. Все словно бы было окутано для нее туманом.
— Ты ведь говорила, что приехала в Дублин из небольшого города, — сказал Дилан, жестом указывая ей на мягкий угловой диван. — Откуда именно?
— Может быть, мы сразу посмотрим твою коллекцию?
Но попытка Роуз прекратить разговор не принесла результатов. Дилан подошел к ней ближе. Она заглянула в его глаза, и мир вокруг окончательно растворился в белом мареве.
— Ты меня пугаешь, — хрипловатым голосом произнес он. — Я знаю тебя всего лишь два дня, но чувствую, что за такое немыслимо короткое время мы с тобой очень сблизились. А с другой стороны, стоит мне чуть отойти от разговора об искусстве, ты сразу замыкаешься в себе. Что страшного в том, что я хочу узнать о твоем прошлом? Или ты просто не хочешь о нем вспоминать?
Роуз попыталась ответить, но не смогла. Голова кружилась, воздух казался наэлектризованным. Еще мгновение — и ее разум отключится, а губы сами потянутся к его чуть приоткрытым губам.
Дилан продолжал молча смотреть на нее. В его темных глазах вспыхивали отблески странного пламени, от которых по коже Роуз пробегали мурашки. Вдруг он перевел взгляд ниже, на чувственный изгиб ее рта. Его глаза сузились, а черты лица заострились, приняв хищное выражение.
— Роуз… — Ее имя сорвалось с губ Дилана удивленным шепотом. Казалось, он читает мысли стоящей перед ним женщины как открытую книгу.
Дилан качнулся к ней, и…
Сзади послышались чьи-то легкие шаги. Роуз вздрогнула и обернулась. Пожилая женщина в униформе поставила на низкий столик поднос с огромной прозрачной пиалой и двумя бокалами. Потом она улыбнулась им и так же тихо удалилась.
Роуз судорожно выдохнула. Ее щеки горели огнем, а ладони были холодными. Она никак не могла прийти в себя и не понимала, что с ней происходит.
— Это моя экономка, — ровным голосом произнес Дилан. Он, судя по всему, полностью контролировал свои эмоции. — Сегодня утром я сказал ей, чтобы она сделала крюшон, так как у меня будут гости. Миссис Райсмли сейчас уходит, у нее выходной.
— Крюшон? — растерянно переспросила Роуз.
— Ну да. Шампанское, смешанное с белым вином и фруктами. На этот раз — с клубникой.
Роуз прекрасно знала, как готовится этот аристократический коктейль. Просто в данный момент мозг ее отказывался работать как следует. Нетвердой походкой она подошла к столику, плеснула напитка в бокал и сделала приличный глоток.
Дилан встал рядом, дотронулся до ее плеча.
— Ты не ответила на мой вопрос. — Его голос обволакивал Роуз, подобно медовому кокону.
— Да, про свое прошлое я вспоминать не хочу, — резко сказала она, пытаясь вырваться из сладкого плена звуков.
Роуз опять подняла бокал и осушила его залпом.
— Тогда и не надо, — тихо и невероятно ласково произнес Дилан.
Девушка со стуком поставила бокал на столик, и он тут же завладел ее рукой. Слегка сжав ее, О’Гилви продолжил:
— Я вижу, что кто-то заставил тебя сильно страдать, и память об этом еще жива в твоем сердце. Но это не значит, что надо перестать доверять всем вокруг. По крайней мере, я тебя никогда не обижу.
Роуз вырвала руку и отвернулась, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Он говорит, что никогда ее не обидит! Трудно представить себе что-то более абсурдное. Она налила себе еще крюшона и сделала большой глоток. В голове начало шуметь, но она не обратила на это внимания.
— Где висят твои картины? — преувеличенно бодро спросила Роуз. — Мы посмотрим на них или сначала выпьем за то, чтобы прошлое никогда не вмешивалось в наше будущее?
— Хороший тост, хоть и несбыточный. — Дилан обошел столик и оказался напротив Роуз. — Но выпить за свободу от прошлого не помешает.
Их бокалы со звоном соприкоснулись. А затем он, взяв ее под руку, пошел показывать свои сокровища.
Дилан водил гостью по комнатам и рассказывал о картинах, висящих на стенах. Их ценность была несомненна, и Роуз поняла, почему дом оборудован новейшей системой охранной сигнализации.
Но сама она молчала и порой делала глоток из бокала, который взяла с собой. Первые же полотна — галантные сцены французских мастеров восемнадцатого века — заворожили Роуз своей красотой. Но вскоре ее внимание переключилось на другой объект. Владелец картин интересовал ее гораздо больше, и, когда она поняла это, было уже поздно.
Роуз погружалась в то самое состояние, в котором пребывала во время мимолетного знакомства с Диланом в детстве. Выпитое спиртное делало ее падение еще стремительнее и притупляло инстинкт самосохранения.
Она любовалась профилем Дилана, завороженная музыкой его голоса. Голова кружилась от хмеля и от чувственного томления, охватившего ее. Но теперь у Роуз не было ни сил, ни желания бороться с ним.
— А вот моя самая любимая картина.
Дилан остановился рядом с дверью, ведущей в очередную комнату, и показал на пейзаж в тяжелой дубовой раме. Роуз чуть не вскрикнула от неожиданности. Она увидела родной скалистый берег Атлантики, холмы, поросшие изумрудно-зеленой травой, и маленькую деревушку в долине.
— Мне кажется, этот вид западного побережья Ирландии чем-то схож с твоим характером, —
