сумасброд мог бы отвалить полсотни тысяч долларов. Однажды я чуть было не разрядил в нее револьвер; об этой истории я не вспоминал уже много лет, но теперь она сразу пришла мне на ум.
Конверт оказался точно таким, как его описала Элейн, — дешевым и ничем не примечательным. Имя и адрес были написаны печатными буквами шариковой ручкой. Обратного адреса не было ни внизу, ни с обратной стороны.
— Есть штемпель Нью-Йорка, — сказал я.
— Вижу.
— Так что, если его послали тебе друзья Конни...
— ...значит, они привезли газетную вырезку с собой в Нью-Йорк и уже здесь запечатали в конверт и кинули в почтовый ящик.
Я встал и в задумчивости подошел к окну.
— Есть другое объяснение, — произнес я наконец, повернувшись к Элейн. — Кто-то убил ее, детей и мужа.
— Да.
— Затем он представил это как кровавую резню, учиненную отцом семейства, и сам позвонил в полицию. Потом дождался, когда о преступлении сообщат местные газеты, вырезал статью, привез в Нью- Йорк и здесь опустил в почтовый ящик.
— Да.
— Полагаю, ты и сама догадалась, кого я имею в виду.
— Тогда он пообещал, что убьет Конни, — сказала она. — И меня. И тебя.
— Мало ли чего он пообещал!..
— 'Тебя и всех твоих девок. Скаддер!'. Вот что он сказал тогда тебе.
— Немало подонков угрожали мне расправой за эти годы. Нельзя воспринимать всю эту чепуху всерьез. — Я вновь подошел к столу и подержал в руках конверт, как будто пытаясь ощутить окружавшую его тонкую психическую ауру. Если что-то подобное и существовало в действительности, мне не дано было это почувствовать.
— Но почему именно сейчас? — удивленно произнес я. — Когда все это было, лет двенадцать назад?
— Что-то около этого.
— И ты действительно думаешь, что это его работа?
— Я абсолютно уверена в этом.
— Мотли?
— Да.
— О Господи!.. — пробормотал я. — Джеймс Лео Мотли!
Глава 3
Итак, Джеймс Лео Мотли. Впервые это имя я услышал здесь же, в этой квартире, только не в черно-белой комнате. В один прекрасный день я позвонил по телефону Элейн, договорился о встрече и вскоре приехал. У нее уже был готов коньяк для меня и диетическая кола — для себя, и несколькими минутами позже мы оказались в ее постели. Неожиданно мне бросилось в глаза странное пятно на грудной клетке; я показал на него пальцем и поинтересовался, что это такое.
— Я тут тебе чуть было не позвонила, — объяснила она. — У меня вчера днем был посетитель.
— Ну и что?
— Новый, прежде я его не видела. Он позвонил, сказал, что он друг Конни. Той самой Конни Куперман, помнишь?
— Конечно, помню.
— Сказал, что она дала ему мой номер. Мы поговорили, все было нормально, и вскоре он приехал. И не понравился мне с первого взгляда.
— Что же в нем было такого?
— Не знаю. Мне показалось, что в нем есть что-то роковое, сверхъестественное. И эти глаза...
— Что за глаза?
— Смотрел он как-то необычно. Что там такое у Супермена — Х-лучи, что ли? Мне показалось, что он как будто пронзает меня насквозь.
Я погладил ее.
— Это отразилось на твоей славной коже, — заметил я.
— Еще в его взоре было что-то холодное, как у лягушки. Наверное, так ящерица наблюдает за порхающим мотыльком. Или как змея, знаешь, свернется кольцами и замрет, готовая напасть без предупреждения.
— Как он выглядел?
— Это в первую очередь бросалось в глаза. И еще волосы какого-то мышиного цвета, отвратительная стрижка, наверняка очень дешевая. Из-за нее он был немного похож на монаха. Очень бледная кожа — то ли нездоровая, то ли просто казавшаяся такой.
— Да, не очень-то привлекательное зрелище.
— И тело у него тоже какое-то особенное. Оно все было абсолютно твердое.
— Это что, какой-то ваш профессиональный термин?
— Да я не про член, а про все тело! Мне показалось, что все его мускулы, все как один были постоянно напряжены и никогда не расслаблялись. Такой худощавый, но очень крепкий. Что называется, жилистый.
— И что случилось дальше?
— Мы отправились в спальню. Я сама повела его туда, потому что хотела, чтобы он убрался отсюда как можно скорее. Уже потом, когда я наконец-то избавилась от него, то поняла, что он все это время был совершенно холоден; я сразу решила, что второй раз ноги его здесь не будет. Собственно, я не могла бы просто выпроводить его, не пригласив перед этим в постель, но я страшно боялась того, что он может от меня потребовать. Правда, ничего особенного не случилось, но приятного было мало.
— Он что, извращенец?
— Я имею в виду то, как он прикоснулся ко мне. По первому касанию я могу немало сказать о мужчине. Ну так вот, он как будто ненавидел меня. Я хочу сказать, кому нужно такое дерьмо, ты представляешь?
— И как же ты заработала свою отметину?
— Это было потом. Он оделся, не сходив в душ, — я ему не предложила этого, потому что хотела лишь одного — чтобы он поскорее убрался. Он одарил меня своим леденящим взглядом и сказал, что теперь мы будем видеться очень часто. «Так вот чего ты хочешь?!», — подумала я, но вслух ничего не сказала. Он уже собрался уходить, ничего не заплатив и не оставив денег на туалетном столике.
— А ты что, не требуешь денег вперед?
— Нет, никогда. Я сама никогда не завожу разговор об этом, да и мужчины в большинстве своем тоже не склонны развивать эту тему. Они хотят свободной любви и дают мне деньги как подарок, а не как плату за выполненную работу. Ну так вот, он уже собрался уходить, но я не могла позволить ему просто так взять и уйти. Я распсиховалась; раз уж мне пришлось вытворять такое, то хочу по крайней мере получить честно заработанные деньги. Я улыбнулась и сказала ему: «Знаешь, ты кое-что забыл». Он поинтересовался: «Что же?» — «Я все-таки зарабатываю этим на жизнь». Он ответил, что сразу это понял и что шлюху может узнать с первого взгляда.
— Замечательно!..
— Я промолчала, но заметила, что хочу получить деньги за выполненную работу... что-то в этом роде, не помню точно. Он посмотрел на меня этим своим мертвящим взглядом и заявил, что не платит денег.
Элейн перевела дух.
— И тут я сделала глупость. Вместо того чтобы позволить ему уйти, я решила, что это просто самомнение или что-то в этом роде; я сказала, что речь необязательно идет о деньгах. Может, он сделает мне какой-нибудь подарок?..
— А он в ответ ударил тебя.
— Нет. Он направился ко мне, и я попятилась назад. Он наступал до тех пор, пока не прижал меня к стене, и протянул ко мне руку. На мне была одна рубашка. Он нажал двумя пальцами вот сюда; наверное,