нанюхался.
— Наркотика?
Он кивнул.
— Смэка[18]. Вы когда-нибудь имели дело с героином?
— Никогда.
— И даже ни разу не пробовали?
— И даже ни разу не думал об этом. И никогда не был знаком ни с кем, кто принимал бы наркотики, даже в те времена, когда пил. Если не считать тех, кого мне приходилось арестовывать.
— Тогда смэк принимало только всякое отребье.
— Я так всегда и думал.
Он мягко улыбнулся.
— Наверное, вы все-таки были знакомы с людьми, которые его принимали. Только не знали об этом.
— Возможно.
— Мне он всегда нравился, — сказал он. — Я никогда не кололся. Только нюхал. Боялся иглы, и слава Богу — иначе я, должно быть, давно бы умер от СПИДа. Вы же знаете, необязательно колоться, чтобы втянуться.
— Знаю.
— Раза два я перебрал, и это меня напугало. Завязать мне помогло спиртное, ну, а остальное вы знаете. Зелье я бросил сам, а вот чтобы бросить пить, пришлось ложиться в больницу. Так что больше всего неприятностей доставил мне алкоголь, но в душе я наркоман не меньше, чем пьяница.
Пит отпил глоток кофе.
— И штука в том, — продолжал он, — что город выглядит совсем иначе, когда глядишь на него глазами наркомана. Понимаете, вот вы были полицейским и все такое, вы всякого повидали, но если мы с вами пройдем по улице, я увижу больше торговцев, чем вы. Я увижу их, они увидят меня, мы сразу узнаем друг друга Куда бы я ни пошел в этом городе, не пройдет и пяти минут, как найдется человек, который рад будет продать мне дозу.
— Ну и что? Я весь день хожу мимо баров и вы тоже. Разве это не то же самое?
— Может быть. Только в последнее время меня как-то особенно тянет на героин.
— Никто не говорил, что это будет легко, Пит.
— Сначала было легко. Теперь стало труднее.
Когда мы уже сидели в машине, он снова заговорил об этом.
— Я все думаю — а стоит ли оно того? Или иду на собрание и размышляю: а кто вообще эти люди? Откуда они такие берутся? Вся эта чушь про то, чтобы довериться Высшей Силе и тогда начнется не жизнь, а малина... Вы в это верите?
— Насчет малины? Не совсем.
— Больше похоже на бутерброд с дерьмом, чем на малину. Нет, вы в Бога верите?
— Все зависит от того, когда вы меня об этом спросите.
— Ну, сейчас. Я же сейчас вас спрашиваю. Вы в Бога верите?
Я ответил не сразу, и он сказал:
— Ладно, не важно. Я не имею права допытываться. Простите.
— Нет, я просто не знал, как вам ответить. Я думаю, мне так скверно потому, что я не считаю этот вопрос важным.
— По-вашему, не важно, есть Бог или нет?
— Ну, что это меняет? И в том и в другим случае нужно как-то прожить день. Есть Бог или нет, я все равно алкоголик, который не может позволить себе выпить. Что это меняет?
— Но вся их программа держится на Высшей Силе.
— Да, но она срабатывает независимо от того, есть Высшая Сила или нет и верю я в нее или нет.
— Как же вы можете доверяться и подчинять свою волю тому, во что не верите?
— А я просто плыву по течению. Не пытаюсь управлять событиями. Поступаю по обстановке и предоставляю всему идти так, как Богу угодно.
— Независимо от того, существует Он или нет.
— Правильно.
— Не знаю, — сказал он, немного подумав. — Я вырос верующим. Ходил в приходскую школу, усвоил все, чему там учили. И никогда не подвергал этого сомнению. Когда я бросил пить, мне сказали, что надо довериться Высшей Силе, — ладно, пожалуйста. А потом, когда эти сукины дети вернули Франси, изрубленную на кусочки, я и подумал: что же это за Бог, который допускает такие вещи?
— Всякое случается в жизни.
— Вы не знали ее, старина. Она была, действительно прекрасная женщина. Ласковая, порядочная, добрая. Просто замечательная. Рядом с ней хотелось тоже стать лучше. И больше того — казалось, что сможешь это сделать. — Он притормозил перед светофором, где горел красный свет, взглянул налево, потом направо и проехал перекресток. — Один раз вот так напоролся на штраф. Глубокая ночь, я останавливаюсь, в обе стороны на километр ни одной машины, какой идиот будет стоять и ждать зеленого? А этот чертов полицейский притаился с выключенными фарами за полквартала от перекрестка. Ну и оштрафовал меня.
— На этот раз, кажется, обошлось.
— Как будто да. Кинен время от времени нюхает смэк. Не знаю, известно вам это или нет.
— Откуда это могло быть мне известно?
— Я так и думал. Может, раз в месяц, а может, реже. Это он так оттягивается — идет в джаз-клуб и в уборной нюхает, чтобы лучше воспринимать музыку. А Франси он ничего не говорил. Он был уверен, что ей это не понравится, и не хотел ронять себя в ее глазах.
— Но она знала, что он им торгует?
— Это другое дело. Это бизнес, это его занятие. И потом он не собирался торговать им всю жизнь. Несколько лет — и все, такой был у него план.
— У всех такой план.
— Понимаю, что вы хотите сказать. Но так или иначе, ее это не особо беспокоило. Это его дела, это другой мир, который ее не касался. Но он не хотел, чтобы она знала, что он сам иногда нюхает — Он помолчал несколько секунд, а потом сказал: — Вчера он нанюхался. Я его спросил напрямик, но он стал отпираться. Только поймите, старина, разве наркомана обманешь, когда речь идет о зелье? Человек явно под кайфом, а клянется, что нет. Наверное, потому, что я завязал и пить бросил, он не хотел вводить меня в искушение, но не надо считать меня таким уж дураком, верно?
— Вам неприятно, что он может себе это позволить, а вы нет?
— Неприятно? Конечно, чертовски неприятно, а как же. Завтра он летит в Европу.
— Он мне говорил.
— Вроде у него там какая-то сделка наклевывается, можно сорвать хороший куш. Прекрасный способ угодить за решетку — заключать сделку наобум. А если не за решетку, то что-нибудь похуже.
— Вы за него беспокоитесь?
— Господи, — ответил он. — Я за всех нас беспокоюсь.
На мосту, который ведет в Манхэттен, он сказал:
— Когда я был мальчишкой, я любил мосты. Даже собирал их фотографии. Мой старик решил, что я должен стать архитектором.
— Мне кажется, вы еще можете им стать.
Он рассмеялся.
— Что же мне, снова пойти учиться? Нет, понимаете, мне самому никогда этого не хотелось. У меня не было желания строить мосты. Я просто любил на них смотреть. Если мне когда-нибудь вздумается послать все к черту, я прыгну с Бруклинского моста. Вот будет номер, если на полпути передумаешь, правда?
— Я как-то слышал на собрании, как один человек рассказывал про себя. Он был пьян до потери сознания и пришел в себя на одном из мостов, по-моему, как раз на этом, — стоял по ту сторону перил, одна нога в воздухе.
