И мама увидела, как ее Катя протиснулась к самой Чаше, встала на колени и головой тюк в пол. Маме почти плохо стало. «Это уж совсем лишнее, слишком уж...» Все остальные, кроме детей, стоящих впереди, не могли стать на колени: руку-то поднять перекреститься трудно было — такая теснота. «А детей-то, детей-то как много, а молодых-то сколько!..» Это мама увидела, сколько мам и пап ее возраста около детей стояли, и крестились сами, и кланялись. Хор запел «Тело Христово примите, Источника бессмертного вкусите».
«Неужели и правда там Его Тело и Кровь? Да нет, не может быть». Если бы мама следила сейчас за собой, она бы удивилась, наверное, что думала о Нем, как о Существующем. Но она смотрела сейчас только на Катю. Катя стояла перед Чашей; руки — крестом на груди, рот открыт. И снова маме стало неприятно и стыдно. И так сильно, как не было еще с тех пор, как вошли сюда. Еще миг — и она бы рванулась к Кате: оттащить, увести, обругать и навеки запретить. Но в этот самый миг с длинной ручкой ложка была уже у Кати во рту. «А ведь негигиенично-то как», — пронеслось в маминой голове. Рядом стояла незнакомая старушка. Она вдруг повернулась к маме и сказала:
— Не беспокойся, милая, тыщу лет из одной лжицы причащаются. И больные всякие есть, а как же! И ни один еще не заразился. И никогда не заразится. — Затем прошептала прямо в мамино ухо: — С Телом-то Христовым и бес не страшен, а не то что зараза какая.
Мама была так поражена, что не знала, что отвечать. «Наверно, все на моем лице написано», — подумала она и посмотрела на бабусю. Бабуся как бабуся, только глаза не такие немного, как у тех бабусь, которые у их подъезда на лавочках сидят, семечки лузгают и про прохожих судачат. А иногда и ругаются, как пьяные дядьки. «А эта бабуся тоже сидит у своего подъезда? Тоже перемывает косточки чужим? — спросила мама себя. И сама ответила: — А что, все может быть...» Но здесь — мама только сейчас это остро почувствовала — все не такие, как там, на улице. Затем и приходят сюда, чтобы не такими быть.
Народ был весь серьезен, сосредоточен. Многие плакали, а некоторые мягко улыбались... «Нет, не то, —подумалось маме, — они идут сюда за самым важным в жизни!» — «Да неужели в этой Чаше может быть самое важное в жизни?» — снова заговорило мамино сомнение. «А что самое важное в жизни?»... Вспомнился вчерашний страх, выстуживающий, убивающий, когда на ум пришло, что смерть хоть и за горами, однако никуда от нее не деться. Да и за горами ли? Кто это может знать? Умер же недавно в соседнем подъезде мальчик, ровесник Кати. То, что она всегда считала очень важным, — Катя, муж, работа, домашнее хозяйство, телевизора смотрение, книг чтение, размышление и еще кое-что набиралось, — все это мгновенно становилось неважным, пустяковым, когда рядом вставало слово «смерть». А в Чаше — «Источника бессмертного вкусите»! Как бы в это поверить?.. С каким трепетом подходят к Чаше! Сколько радости!..
Мимо мамы прошествовала Катя. Она все еще держала руки скрещенными на груди.
— Ты куда?
— Запивать, — ответила Катя, — теплой водичкой и просфорочкой.
— Иди-иди, милая, — сказала ей старушка, что рядом с мамой стояла. — И ты иди, — подтолкнула она маму, тоже запей, за дочку-то.
Мама пошла за Катей и увидела в главном приделе стол, а на нем чайник и блюдо с мелко нарезанными хлебными кусочками. Вокруг стояла детвора, сосредоточенно пила из медных чашечек. Катя к ним присоединилась. Мама не стала запивать: начали подходить взрослые, и она застеснялась.
— Здравствуйте, батюшка! — звонко поздоровалась Катя.
— А-а, миленка, здравствуй-здравствуй! С причастием Святых Тайн!
Мама увидела рядом с Катей высокого румяного священника с маленькой бородкой клинышком. Лишь внимательно вглядевшись в него, можно было заметить, что он очень и очень стар.
Одет он был во все черное, только епитрахиль сверкала разноцветными вышивками.
— А с кем же ты теперь ходишь? — спросил священник и нагнулся к Кате.
— С мамой.
— С мамой?! — Священник так удивился, что у мамы опять уши покраснели. А он тихо, с улыбкой прибавил: — И слава Богу.
Он повернулся и, хотя вокруг много толпилось народу, сразу узнал ее, громко поздравил с праздником и причастием дочери.
— Спасибо, — смущенно ответила мама.
— Надо отвечать: «Спаси, Господи», — громким шепотом подсказала Катя. Этот шепот кругом был слышен, и мама совсем растерялась. Чтобы избавиться от смущения, сама того не ожидая, она
