Мама кивнула. Дикий страх напал на нее. Ей казалось, что сейчас ее схватят и поведут, как говорил Васин дедушка, куда следует. Да и стыд вдруг проснулся, но стыд мама подавила быстро, а страх остался. Никогда не думала она, что сидит в ней такой страх. А всего-то: дочка ее во всеуслышание про Тело и Кровь Христову заговорила. «И будете ненавидимы за имя Мое», — неожиданно вспомнилось маме из Евангелия вчера прочитанное. Когда они вышли, рядом с ними оказался Петя. Он протянул листок и спросил:
— Ну-ка, проверьте, то ли написано?
На листке значилось: «Граждане посетители! У нас вы увидите зеркало, которое показывает не внешность вашу, а душу. Не взыщите, если в душе вашей сидит бес. Тогда вы увидите себя бесом. Если же в вас нет беса — вы увидите себя».
Мама засмеялась:
— То, Петя, то. Не в бровь, а в глаз. Точнее не скажешь. — Потом на ухо ему: — А не слишком ли? — Она вспомнила свой страх у зеркала.
— Нет, — твердо сказал Петя, — волков бояться — в лес не ходить. У меня так. Зато, — он ударил ладонью по листку, — реклама!
Когда мама с Катей подошли к дому, у зеркального павильона уже красовалось огромное Петино объявление. До позднего вечера шел и шел народ к зеркалу. По пути к дому мама с Катей беседовали. Впервые в жизни они разговаривали о вещах, еще совсем недавно так далеких от них. Мама рассказала Кате, что узнала про их род, про отца своего, про деда-мученика. Катя рассказала маме про историю с иконой и художницей. И друг друга слушали внимательно и серьезно, как и подобает в разговорах двух серьезных людей, говорящих о важных делах. Папа был уже дома.
— О, — сказала мама, — что так рано?
— Так, — неопределенно ответил папа. Он был хмур и задумчив. Наперебой ему рассказали о зеркале в парке, о Пете, а мама еще и про полторы тысячи. — Надо же, — сказал на это папа и брови поднял. — По-моему, неправы мы были, когда осуждали его. — Папа посмотрел при этом на маму, усмехнувшись. — Поверь, я говорю это не потому, что он еще денег дал. Да, кстати, а кто из твоих и моих знакомых так бы сделал, а? Скажи! — Папа пожал плечами. — Да, пожалуй, никто! — Папа как-то очень по-особому посмотрел на маму, положил ей руку на плечо и сказал: — Да хватит о Пете. Ну дал и дал. Спасибо ему. Да я не только к нему, я почти ко всем неправ. Знаешь... я подумал, я не буду мешать вашему с Катькой хождению в церковь. Ходите. — Папа вздохнул и закурил. — Там действительно что-то есть. А сам я — увы! — материалист. Я хоть и летал к потолку на бесе, сюда, — он показал на сердце, — я не могу скомандовать. Ма-те-ри-а-лист я — и все!
— И не все, — раздался рядом Катин голосок. Папа и не заметил, как она подошла и стояла рядом. — Бабушка говорила, что Христос сказал: «Кто не против Меня, тот за Меня». Ты не расстраивайся и креста не снимай, ладно?
Мама засмеялась, а папа горько улыбнулся, но пообещал креста не снимать.
На следующий день часам эдак к трем около зеркального павильона в парке творилось нечто невообразимое. А ведь до летнего сезона еще далеко было. Петина реклама сделала дело. Давившиеся в очереди шутливо возмущались друг другом: «И когда ж это люди работают только!» Действительно, так и казалось, что Москва перестала работать и двинулась к Пете — глазеть на бесов. К пяти часам Пете потребовалось нанять еще три наряда милиции. А между тем рядом с павильоном стоял дядя Леша и смотрел на очередь. Из павильона вышел подышать воздухом Петя.
— О, Алексей! — приветствовал он дядю Лешу. — Ты-то что здесь? Ты ж все это у братана видел! Что это ты с чемоданом?
— Это душеловка, — отвечал дядя Леша, — уже готовая. Десять минут монтажа — и она готова к действию.
Петя изучающе, внимательно глянул дяде Леше в глаза. Он так сделал потому, что уж очень странным был голос у дяди Леши. Да и выглядел он, если присмотреться, странно, будто он эти три дня, с тех пор как мы с ним расстались, не спал и не ел. Глаза у него были какие-то застывшие и ничего не выражали. Голос же у него такой, которым говорит человек, находящийся «не в себе», — так принято это называть. Голос таинственный, гордый и в то же время смертельно усталый. Когда же деловой Петя выспросил у дяди Леши, что это за душеловка, то присвистнул и сказал:
— Монтируй, сейчас до чьей-нибудь души доберемся.
Он не знал еще, можно ли будет душеловку к коммерции приспособить, но ему стало интересно, и он сразу поверил дяде Леше, что душеловка — это не фантазия, а вот она, в чемодане лежит. Очень был чуток Петя на правду-неправду, когда дело касалось изделий ума и рук человеческих. Вроде чепуху человек говорит, небывальщину, а взглянет на него Петя и сразу увидит: нет, не врет, надо этого человека как-то использовать. И тут же начинает соображать как. И соображение получится ловкое и толковое. Таков Петя. Через десять минут, как и было обещано, установка оказалась собрана. Собрали ее у выхода из павильона. Похожа она была... ни на
