возвысил голос новгородец, – да выкинь ты его.
– Да митрополит приказал его держать. Давно б выкинул.
– Да уж, давно б сам бы ушел, не будь владыкиного наказу.
– На-ка-зу!.. А ты без наказу хоть раз пробовал с иноземцем попереговаривать? С Тимуром он... Вот и не-пе-ре-го-ворил! Правильно он тебе говорил, впервые во вселенной крестьянин – болванин решает быть или не быть державе его. Решил.
– Да, решил! Быть державе! Да токмо без вас посольско—приказных.
– И где ж быть-то?! На кобыле своей арабской, Тамерланом даренной, против его конницы выйдешь?!
А держава, если хочешь знать, крестьянин – болванин на посольско – приказных и держится. Я с иноземцем по-пе-ре-го-вариваю, не ты... С Тимуром он... А за иноземцем сила! Тут и юлить надо и врать и обещать, чего никогда не исполнишь. Ди-пло-матия. Без нее ни одной державе не выстоять.
– Русь Святая без вранья и юления выстоит.
– Нет!! – аж взревел князь Данила, – будет он мне тут!... Болванин, чистенький, пахарь ишь ты земли русской без лукавства!... Сидит вот, перед тобой лях, а сила за ним, и в орде его посланнички шелудят против нас и я это знаю, а он этого не знает, что я это знаю и вот нужно на этом сыграть и то не проиграть, из этого вытрясти, что он там припас, чего у него там за его себенаумешной душой стоит. И что нам выгоднее: отдать ему часть полоцкой землицы или нет; отдадим – гарнизон они свой снимут, договор со шведами не продлят, на зато храмы там православные позакрывают, не отдадим, – храмы останутся, но и гарнизон ихний останется, жди от него любых пакостей, шведы тут же не дремят... И что б татары не двинулись и что б тефтоны не знали о чем я тут пе-рего-ва-риваю и что б вот он, князь Данила сделал жест в сторону друга новгородского, из Китая шелк довез и продал бы и что б ему хорошо было и Руси Святой прибыточно и что б ты там в елецких речках стерлядку спокойно ловил.
Не съюлишь – не выгадаешь, не выгадаешь – все спустишь.
– Ну вот и наюлили...
– Нет, ты представляешь, Павел, а ему ведь и княжить предлагали!
Новгородец только рукой махнул.
– Представляешь я к этому с докладом иду: Княже, надо решить насчет пошлинного тарифа с Ганзой, ха-ха-ха...
– Вот уж точно, что никогда б ты ко мне не зашел, – сказал елецкий Владимир, – тебя б я из приказа сразу турнул.
– А со шведом-ляхом, литовцем-германцем по-пе-ре-говор-ничать своего б попа деревенского елецкого послал?
– Да уж лучше его, чем тебя!...
– Дверь открылась, в дверях стоял митрополит Киприан.
– Все, ребятушки, миритесь, да в путь дорогу. Вместе поедите. Приказ великого князя. В дороге лаяться запрещаю, в дороге молиться совместно благославляю.
– Чего-то не то ты говоришь, владыка. Во первых мне с этим мириться, или лаяться не пристало. А во вторых и куда ж это теперь мне ехать? Да еще с этим вот. Спасибо за такого попутчика.
– Попутчика тебе терпеть придется, как и ему тебя, а ехать во Владимир. И не ехать, мчаться, что б пыль столбом.
– Во Владимир?! Да ты что, владыко? Что ж это за приказ такой великокняжеский?
– Из Владимира икону брать Царицы Небесной и нести ее сюда пешком крестным ходом. По Руси пост и молитва до прихода Ее сюда, до сретенья Ее здесь. Встречать ее я с народом буду.
– Эх, сказал бы я тебе, владыко, окромя сана!.. Повредились вы все тут что ли с горя? Ты небось на это его подбил?!
– Ошибаешься. Это он меня. Дай Бог и дальше так подбивать.
