– Как это 'хм' и как это 'вообще'?
– Эх, Оля-маленькая, что ж ты так приступила ко мне? Про монастырь лучше расскажи.
И снова поручик оказался в плену голоса и глаз Оли-маленькой и как бы воочию видел то, что она рассказывала, видел даже больше, чем услышано было.
...Новый архиепископ местной епархии, преосвященный Алексий, заступивший на должность в начале германской войны, резко отрицательно относился к отшельничеству монахов вне монастыря, видя в том повод для гордыни и вообще душевного разлада; и тут узнает он, что на опушке Большого бора, невдалеке от епархиального центра, спасается в пещере, им самим вырытой, некий старец, иеромонах Спиридон, спасается лет двадцать уже как, а то, может, и поболее того, никто точно не помнит, когда он пришел в эти края.
– По чьему же благословенью он там? – недовольно осведомился преосвященный. Секретарь отвечал, что по благословению ныне почившего игумена Митрофаньевского монастыря, что у него вся жизнь по благословению, что чудес он не творит, исцелений не совершает, народ к нему не ходит. Когда-то начали было ходить, да он сам отвадил раз и навсегда. Ни советов, говорит, давать не могу, ни лечить не могу, ничего не могу, молюсь только, как могу, за себя и за всех вас, будете мешать, будете от молитвы отрывать – и вам проку не будет, и себя погублю, не успею отмолить жизнь свою многогрешную. Расплакался он тогда и всех, кто пришел, – прогнал. С тех пор и не ходят. Тихо он живет, владыко, – успокаивал секретарь преосвященного.
Однако тот не успокоился и пожелал видеть старца, а тут ему докладывают, что старец к нему сам просится.
Благообразный, смиренный вид старца произвел отрадное впечатление на владыку. Порадовало его и то, что старец сам пришел.
– Почто один живешь, отче? – спросил преосвященный. – Ведь с одним бесам легче справиться.
– Так бес, он не германец, владыко, чтоб его скопом одолевать. – Но видя недоумение и неудовольствие на лице преосвященного, старец поклонился и сказал:
– Прости меня, владыко, за благословением я пришел, уходить я надумал.
– И об этом поговорим. Расскажи-ка, как ты спасаешься.
– Да что тут рассказывать, – развел руками старец, – молюсь, да и только.
– Как же ты постишься?
– Плохо, владыко, только зимой и выходит у меня пост.
– Что же у тебя зимой?
– Раз в седмицу к сухарику с водичкой прикладываюсь.
– Раз в седмицу?!
– Да реже не на пользу будет, думы о чреве тревожить начнут.
– Кто-нибудь знает про такой твой пост?
– Да никто про меня ничего не знает, не вижу я людей, а волкам-то не интересно.
– Заходят волки-то?
– Да прям рядом логово.
– А куда это ты уходить собрался?
– За сто верст отсюда есть Глубь-трясина...
– Знаю-знаю.
– Вот туда иду.
– Да что ж там делать-то будешь? Место гиблое, топкое.
– Монастырь строить буду.
– Что?! – после долгой паузы испуганно спросил преосвященный. – Я не ослышался, отче? Или шутишь?
– Нет, ты не ослышался, владыко, да и не пристало мне шутить.
