— Но я ж еще валяться должен, — тихо проговорил он, покачивая головой.
— Бабушка, — подал голос Тимоша, — а как же папа? Ему водички не осталось?
— Да... Ему водички завтра возьмем, Тимош. У Нее, — бабушка кивнула на икону, — воды на всех хватит.
Дядя подошел к иконе, постоял перед ней, повернулся к бабушке:
— Ну что, мать... спасибо и прости. Сама меня дотащила?
Бабушка ничего не ответила, только горько усмехнулась.
— И я помогал, — сказал Тимоша.
— И тебе спасибо, — сказал дядя и погладил Тимошу по волосам. — Значит, говоришь, на всех воды хватит? А меня возьмете?
— А чего тебе ждать завтра? — сказала бабушка. — Иди сейчас, это недалеко. Как вон до того угла дойдешь, где мы тебя подобрали...
— А где вы меня подобрали?
— Да и я-то... — вздохнула бабушка. — Хоть день-то какой сегодня, знаешь?
— Нет.
— Эх... — бабушка подошла к окну и показала рукой, где сворачивать. — Храм маленький, среди домов незаметен, но он тебя сам найдет. Слушай, а ну погоди, — бабушка подошла к кроватке, сняла икону и подала дяде. — Я так думаю, твоя она, раз так стругануло тебя перед ней. А себе я завтра возьму.
Дядя взял икону, вздохнул долго и тяжко, затем, опустив глаза, сказал:
— Спасибо, мать, — и пошел в храм за водичкой.
— Вот так, — сказал Игнатий Пудович после молчания, во время которого он, как говорят, смотрел в себя.
— А этот дядя дошел до храма? — тихо спросил Петюня.
— Дошел, — как бы очнулся церковный сторож. — Иконочка вот эта — та самая, от рабы Божией Аглаиды.
— Неужто вы это всё про себя? — Клара Карловна глядела на дедморозовскую бороду, на детскую улыбку, на безморщинистые щеки, высокий лоб и добрые, всегда внимательные глаза, хранившие оттенок печали, даже когда губы улыбались, и никак не связывался этот образ с сидящим на снегу чучелом, которое только и мекать может, да и то с трудом.
— Да, Клара Карловна, это был я. А батюшка Варлаам, который и Аглаиду, и меня на путь истинный наставил, вот в этом храме служит. Жизнь его целиком прилеплена к этой иконе, даже именем. Назван он в честь преподобного Варлаама, ученика святого митрополита Алексия. Варлаам явился во сне одному отставному погрязшему в пьянстве солдату. Даже ноги у того отнялись. И вот, является во сне преподобный Варлаам этому солдату и велит ему идти в город Серпухов, в Высоцкий Богородицкий монастырь к иконе «Неупиваемая Чаша», чтоб отслужили там молебен о его исцелении. На четвереньках пополз отставной солдат в монастырь! А монахи, оказывается, и не знают иконы с таким названием. Стали искать. Посмотрели на оборотную сторону одной иконы, которая в проходе из храма в ризницу висела, — она. Надпись там: «Неупиваемая Чаша». Отслужили молебен, и — излечился солдат, домой на своих ногах пошел. С тех пор и тянутся к ней одержимые той бедой. Или их тянут, как вот меня притянули. Всё это мне тогда батюшка Варлаам и рассказал, когда водичку давал. Сначала, конечно, по шеям мне надавал. Словесно. Хотя я вполне заслуживал и не словесно.
— Игнатий Пудович, — Клара Карловна замялась, — а можно вас спросить?
— Меня, как и вас, можно спрашивать обо всем.
— Вот Ванина мама, которая умерла, она ваша дочь?
— Да. Моим грехом была заражена. А исцелена опять же «Неупиваемой Чашей». Тихо отошла, исцеленная. Каждый день записочку на литургию подаю об ее упокоении. Молимся за нее.
— А зачем за умерших молиться? — спросил Петюня.
