— Тем более, вы говорите: тихо отошла, — добавила учительница. — Ваня говорил, что она во сне к нему приходила и говорила, что всё хорошо.
— Молиться, Петюнь, за усопших надо, чтобы они после земной смерти Царство Небесное наследовали, потому что когда человек умирает, тело в земле хоронится, а душа к Богу идет. Вот чтоб на небо ее Господь направил, а не бесы в ад по грехам утянули, и молимся мы об умерших. Даже если такое во сне явление было матушке его, дочери моей, Царство ей Небесное, молитву нельзя оставлять. Явление — явлением, а видеть нам отсюда Царство Небесное не дано, а раз не видишь — молись. Молитва — это ж с Богом общение, то единственное, что и есть духовное занятие. А усопших своих во сне люди часто видят. Вот, смотрите, листочек с именем рядом с иконкой лежит — это как раз о таком явлении упоминание. Очень поучительная история.
Поминки пивом
— Давно это было. Кончилась Пасхальная Светлая седмица. Отпраздновали, отгуляли Пасху. Кто праздновал ее на службе церковной, на каждодневном крестном ходе вокруг храма, радостью о Воскресении Христовом, ну, а большинство — гуляли, то бишь, объедались и опивались без меры, вовсе не думая о храме, и возглас «Христос Воскресе» для них был вроде тоста застольного, прости Господи. Об одном таком гулятеле и речь.
И вот наступил вторник после Фоминой недели, Красной горки, дня венчаний в православных храмах. А вторник этот — Радоница, день особого поминовения наших усопших. Все православные записочки подают на литургию и панихиды о покойниках своих, о родственниках и вообще, кого помнишь, усопших, заказывают. Мой заупокойный поминальник две тетрадки имен занимает. А тогда действующих храмов в Москве мало было, и у каждого — очередь в полкилометра, чтоб записочки подать. В нашем храме, помню, двадцать корзин записочек осталось после Радоницы...
Ну, вот... а гуляльщик этот, имя его Виктор, жил в коммунальной квартире, с соседкой старушкой; комнаты у каждого своя, а кухня общая. Вот выходит он поутру из комнаты своей и почти бежит к входной двери, торопится перед работой к дружку своему заглянуть, который пивом его обещал угостить. Всё прогулял гуляльщик Витя, а до зарплаты было еще далеко. Правда, зарплату тогда всю и вовремя платили.
— Витенька, соколик, записочку с упокойниками моими отнеси в храм. Чегой-то у меня сегодня с ногами плохо.
Соколик Витенька нехотя завернул на кухню:
— Давай, давай, Андревна, быстрей давай, некогда мне.
А старушка была древняя, малограмотная, подслеповатая, да и рука уже нетвердая. Только одно имя успела написать, сына своего, много лет назад умершего.
— С именинами тебя, Витенька. Дай всех допишу.
— Некогда, некогда, одного хватит, остальных так помянешь. Значит, говоришь, именинник? Ну что ж, лишний повод... гы...
Вздохнула старушка, дала имениннику рубль, чтоб в храм отдал, и тот соколиком упорхнул в дверь.
Та Радоница на 28-е апреля приходилась нового стиля (день переходящий — от Пасхи зависит), именины не только Виктора, но и папы моего, покойного Пуда. Пуд — это апостол Христов из числа семидесяти. Так что у меня тогда особое поминание получилось. Ну, а наш соколик Витенька опоздал к дружку, расстроился. Да не надолго. В кармане-то старушкин рубль! А тогда на рубль можно было три кружки пива купить. Что он и сделал.
— Сам помяну, — сказал он сам себе. — Поминки пивом — тоже поминки, гы...
А старушке-соседке решил просто соврать, что, мол, записочку отдал в храм, вместе с рублем. Решил — сделал.
...Ложится он вечером спать захмелевший, от пива раздобревший. Только глаза закрыл, как увидал перед собой скорбное и сердитое лицо человека. Будто и не во сне, а наяву. Человек долго в упор смотрел на него и сказал:
— Я тот, чье имя значится в записочке, что осталась в твоем кармане. Я сын твоей соседки. И меня тоже зовут Виктор. Сейчас мне
Тут лицо стало таять, растворяться, и вместо него Витенька увидал стоящие на воздухе... три кружки пива.
