– А у тигра имя было?
– Было. Дрейк.
– А тех, кто вдали?
– Чего вдали? – не понял Илья из Альфы.
– Которых ты убивал, когда они вдали.
– А когда я с этими разбирался, не до лиц их было. Их двести человек через перевал прет, через нашу границу отраву и оружие тащат, а я один. Правда, при мне и 'Стингер' трофейный, и автомат, и патронов в достатке... Так вот, Зайк, мне не лица их надо было запоминать, а в пропасть сбросить.
– А ты и из 'Стингера' стрелял?! – восхищенно воскликнул Илюша, бывший 'киллер'. Он много раз видел по видаку, как американские супермены 'Стингером' наши вертолеты сбивают.
– Стрелял, как видишь. Только наша 'Стрела' лучше. 'Стрелой' в меня те бандиты стреляли.
– Как? – воскликнули все, кроме Зои.
– Да так. Родное наше командование им за доллары продало. Да и не только 'Стрелу'. Эх... тоже, помню, было дело, в других горах, в другом месте. Летит, вижу, 'Камушка' наша, не сбиваемая, чудо-вертушка, и вдруг с нее огонь по мне открывают! Ну, я маневрами ушел. Хорошо, что в ней эти дубари бандиты сидели, которых почему-то боевиками зовут, а не наши профессионалы. Пушки-пулеметы и ракеты 'Камушки' не промахиваются. Ну, на этой 'Камушке' я назад на нашу базу прилетел.
– Это как же?! – воскликнул Илюша.
– Да вычислил и нашел ихнюю точку базирования. Ну, прилетаю... Эх, видеть надо было морду этого генерала нашего, который с подручными своими этот аппарат месяц назад, как только прибыл он на вооружение, так сразу и продал и переправил туда. Улик нет, но больше некому. И вот мы вдвоем. Он поначалу думал, что я его убивать пришел, потому как уличать-обличать не умею и не собираюсь уметь. В угол забился, глазки затравленные бешеные кричат прямо: все отдам, не убивай только, жить хочу. С кем и сравнить-то не знаю. Крыса в углу защищаться насмерть готова, а этот... Ну, в общем, так мне тошно стало, ну как никогда ни до, ни после не было. Чуть не заревел, ей Богу. Ну как же, думаю, да что ж это, вроде русский человек передо мной, а... И злость во мне вся прошла (а он это тут же заметил и сразу приосанился слегка). Да что ж, говорю, ты делаешь, что ж вы, гады все, делаете! Да не продай ты этот вертолет, мы б им уже всю ихнюю базу прихлопнули со складами и со всей заразой, которой эти склады набиты были. Я месяц по горам, по лесам лазал-ползал, искал ее. В дупле прикорнешь, так то роскошь, двух леопардов ни за что ни про что придушить пришлось. Так мало, что чудо-вертоет продали, еще и сообщили наркобандитам, что я выследил их склад. Так те его сразу и перебазировали. Снова ищи. Ну я-то нашел, но сообщать и сигналить начальству больше не стал, сам с ним разобрался... Ору я ему: да этой заразой твоих же детей травить будут, все ж, говорю, на тебя вернется. Да и есть же, ору, все у тебя, что только желать можно, денег у тебя и без этих вертолетных долларов без меры, да ну где же твоя честь-совесть офицерская, да уж чего там офицерская, да просто... Да про порядочность и говорить нечего, ну, а просто... и не знаю, чего сказать... И вижу – и не надо говорить. Вот тут-то по-настоящему страшно мне стало. Вижу, без дна, без предела чернота в нем, без просвета. А он, вдруг, осмелел и будто в истерику впал. Сам орать на меня начал, точнее, шипеть. И, в общем, прошипел он, что – да, нужно ему, чтоб икра и шампанское на его столе не кончались, да голые бабы на том же столе... Прости, Зайк... А чтоб все это было, ему власть и деньги нужны и вертолетных денег на это даже мало, и от ощущения власти он балдеет, и что этого балдежа мне никогда не понять... А и действительно, не понять! И еще: шумит, что будешь ты (я, значит), сапог вонючий (это про меня), меня защищать, а много знать будешь – уберем тебя со всей твоей сноровкой. А я стою перед ним и думаю, что ведь прав он, и буду ведь защищать, работа такая, потому как за моей спиной не только он, но еще и Зайка с мамой, и бывший 'киллер' вон, и ворошиловский стрелок... Но в морду я все-таки ему плюнул, не удержался.
Илья из Альфы сидел, опершись локтями о колени и угрюмо глядел в пол.
– Вот скажи, Зайка, ну откуда... вот не выходит этот генерал из головы... ну откуда и почему вот эдакая образина берется, для которого честь и совесть – что музыка для глухого. Знаешь?
– Знаю, – сказала Зоя.
– Не сомневаюсь, – Илья из Альфы очень внимательно глядел в Зоины глаза и сам не понимал, почему он это вообще сейчас спрашивает и почему спрашивает у малышки Зои то, что она со своим жизненным опытом знать не может, но он не сомневается, что она знает.
– А откуда ты все знаешь, Зайка? – спросил он, уже улыбаясь и думая о том, какая странная улыбка у Зои. Хотелось сказать – лучезарная, но он терпеть не мог вычурной мажорности, которая услышалась бы в этом слове, но что она была недетская – это было совершенно точно.
