свой первый шаг!' – кричали глаза отца Ильи приятелю Зоиной мамы. Когда-то давно они между собой тоже приятельствовали.
– Сашка с вами? – спросил он сразу обоих, наливая вторую.
Отец Илья не знал, кто такой Сашка, но ответил за обоих:
– Да.
Приятель Зоиной мамы выпил и налил третью:
– Я позвоню на вахту и скажу, чтобы вы прошли без потерь.
– Мы и так пройдем, – сказала Юлия Петровна.
На этом визит кончился и занял он как раз десять минут.
...Кота звали Мэр. Это был суперэлитный перс с родословной, которой позавидовали бы князья Голицыны. Был он собственностью мэра и всей мэрии и стоил как двое 'Жигулей'. Все это он прекрасно знал и посему был нагл, ленив, злопамятен и агрессивен. Позволял себя погладить только два раза (сам мэр не в счет) и только тем, кто когда-нибудь подносил ему подношение в виде отварной севрюги (ничего другого не ел). Все приходящие и местные работники называли это подношение 'взяткой Мэру'. Сам мэр, человек с юмором, только посмеивался. На тех, кто взятки еще не дал, шипел и даже кидался, о поглаживании и речь не шла. Очень затруднительны были прохождения дел в мэрии для тех, на кого шипел суперперс.
Кот Мэр лежал на своем обычном месте на мраморной тумбе с мраморным шаром и отдыхал на мохеровой подстилке после ночного сна. На идущую мимо Месть глянул как на того, кто еще не давал подношения и зашипел. Причем зашипел не как кот на собаку, собак он в глаза не видел, как и мышей, а природная наследственность давно выродилась в шерсть и тупую морду с томными глазами, за которые и платят, как за двое 'Жигулей'. Месть остановилась и завороженно села, не веря своим глазам. Ее природная наследственность была вся при ней и места живым котам там не было. Вид живого кота для Мести значил больше, чем команда 'фас', которую теперь уже не надо было произносить хозяйке, не было больше и самой хозяйки. Все перемкнуло в ротвейлерском сознании, кроме живого кота перед глазами. Цель жизни одна: догнать, растерзать и растоптать растерзанное! Юлия Петровна благодушествовала после удачно оформленного дела, чуть расслабилась, и именно в этот самый момент! А опомнилась, когда Месть, сметая все на своем пути, сквозь визги и грохот падения всякого чего-то, на что натыкалась, гналась на Мэром, в котором враз проснулись все инстинкты диких предков, удиравших от шакалов.
– Стой, зараза! – с запозданием крикнула Юлия Петровна и с винтовкой наперевес понеслась вслед за ними.
Батюшка ойкнул и, делать нечего, побежал на Юлией Петровной.
Первой существенной потерей мэрии от погони стал уникальный компьютер, который стоил даже дороже элитного перса. Компьютер вместе с монитором выносил из двери человек в пиджаке, держа его перед собой и прижимая к животу, а дверь была распахнута в сторону коридора. Этой дверью и шибанула Месть в компьютер и того, кто его нес. Дверь, естественно, захлопнулась, монитор взорвался, в компьютере что-то необратимо хрюкнуло и он вместе с носильщиком отлетел к окну и по пути полета они сгребли к окну же еще два стола, на которых тоже было много всякого. С них тоже все попадало, взрываясь и хрюкая необратимо.
Зрелище погони было очень яркое, главное из-за Юлии Петровны, с ее необыкновенными летящими назад седыми волосами и винтовкой наперевес. И на всю мэрию разлетался ее крик-приказ:
– Стой, гадина! Стой, застрелю, сволочь!!
Все, на которых неслась так Юлия Петровна, тут же забывали о только что промелькнувшем ротвейлере. Когда тут же за Юлией Петровной появлялся бегущий батюшка с крестом на цепочке, то уж вообще переставали что-либо понимать.
Второй существенный материальный и моральный удар был нанесен трем мраморным лестницам мэрии, что соединяли два этажа, и всему, что на них стояло и двигалось, а двигалось и стояло достаточно много. Четыре открытых сорокалитровых канистры с изумительной итальянской краской, что стояли на втором этаже на краю лестницы, были опрокинуты на нее двумя работягами, рванувшимися в панике не разбирая дороги прямо на канистры, спасаясь от оскаленной пасти Мести и орущей Юлии Петровны, которые работяг даже не заметили и промчались мимо. И вся изумительная итальянская краска, которую ни огонь, ни вода, ни зубило не берут, вылилась на мрамор и на то, что на нем стояло, двигалось и лежало. А две канистры ухнулись в пролет. Визг и матершина с лестниц очень колоритно дополняли крики Юлии Петровны. Даже если ты джентльмен, но если на твой костюм от Версаче, который стоит, как полкота Мэра, выливается вдруг сверху полведра белой краски, пусть даже изумительной итальянской, тут даже лорд Дерби бы выматерился.
Но самое обидное для избранных сотрудников и избранных гостей было дальше: ополоумевший и почти уже без сил Мэр нырнул под скатерть длинного, метров двадцать, стола, на котором
