ударом в железную дверь. И нырнуть успел, и дверь сам за собой захлопнуть, причем из позы калачика, потому что по-другому – никак!
Заперев на два оборота входную дверь, Юлия Петровна скомандовала:
– А теперь – в мэрию.
– Юлечка, а ты и вправду пристрелила бы его, или пугала только? – как бы даже вкрадчивым голосом прозвучал батюшкин вопрос.
Юлия Петровна остановилась и недоуменно уставилась на отца Илью.
– Запомни, батюшка: когда пугаешь, тебя не боятся. Когда собираешься стрелять по-настоящему, сделают все, что тебе нужно. И чему вас там в семинариях учат?
'Господи, не допусти пролиться крови!' – взмолился отец Илья, когда садился в остановленную Юлией Петровной машину.
– Кино снимаете? – спросил шофер, когда слегка опомнился.
– Храм открываем.
– А деньги?
– Деньги отдашь батюшке на восстановление храма.
Шофер вылупил глаза, вглядываясь в Юлию Петровну. Та расхохоталась:
– Едем!
Уже подъезжая к мэрии, шофер отметил про себя, что вот, думаешь, что вроде все в жизни повидал, а, оказывается, нет. Ой, сколько всякого еще есть, о котором не слыхивал и не догадывался!
– Подождешь нас? – спросила Юлия Петровна, вылезая из машины. – Мы через десять минут.
Шофер, смеясь, закуривал и, затянувшись, сказал:
– Да хоть через полчаса. Жду, ха-ха-ха...
...Шофер оказался прав, получилось как раз полчаса. Получилось так по непредвиденным обстоятельствам. Само дело, как Юлия Петровна и говорила, было сделано за десять минут. И вошли сквозь оторопевшую охрану беспрепятственно, никто и не шелохнулся, и в кабинете у приятеля Зоиной мамы все было нормально: и штык приставлен к его пиджаку от Диора, и курок был взведен, и договор с казино был возвращен и тут же сожжен Юлией Петровной прямо на столе у совсем потерявшегося приятеля, и факс из епархии получен, что – да, нужен этот храм, и новый договор составлен, правда, для этого пришлось второй раз палец к курку подносить:
– Только для тебя исключение, твои дела-взятки с сутенером – твои дела. На слово 'три' стреляю. Раз, два...
Слово 'три' не пришлось произносить. Месть вот была расстроена, уж так скулила, умоляла: ну скажи, ох уж как хочется именно вот этого...
А 'вот этот' вдруг успокоился и даже коньяк достал, когда шел ответный факс в епархию, что договор подписан, и, наливая, спросил тихо, совсем необычным для себя голосом, в котором не слышалось привычной иронии и привычной издевки:
– Юлечка, это ты, или не ты?
– Не я, – подумав, ответила Юлия Петровна.
– Прошу прощения, – перебил батюшка. – Это она. Это раньше она была не она.
– Это ты ее так?
Едва не рассмеялся батюшка:
– Да я тебя не мог даже на то наставить, чтоб хоть на чуть-чуть взяточный пыл умерил. Тебя – не мог, а с ней! – батюшка почти кричал ему в лицо. – Кто мог справиться?!
Да, знал, видел отец Илья, что изначальный порыв Юлии Петровны был – лучше храм, чем казино. Она не любила Живого Бога, она ненавидела казино. Но главное, что противовесом ненависти к казино стал не Дом пионеров, а храм Божий.
'Так сделай и ты
