Когда Севина мама открыла ему дверь, она даже на шаг отступила, увидав сына.
– Сева, что с тобой?
Сева-Севастьян и вправду был очень возбужден. Но возбужден радостью, хотя и переполненность радостью тоже пугает близких. Когда же Сева все рассказал маме о том, что случилось в казино, мама в испуге перекрестилась. Вообще все эти прошедшие сутки года стоят – так она сама себе сказала как раз перед появлением Севы в дверях. Она сама не понимала, почему она так сказала, может, в предчувствии того, что сейчас услышала. Сразу в ней уложилось, когда пошел рассказ сына: все, что говорит – правда. От того и перекрестилась первый раз в жизни на услышанное слово.
– А эту сволочь посадить надо! – мама имела в виду хозяина казино.
– Нет, мама. Зойка не велела его трогать.
– Не понимаю
– Как? – удивился Сева. – Да правильно: 'Мне отмщение и Я воздам'. Куда он убежит от Божьей кары? Мамочка, – Сева подсел вплотную к маме. – А, знаешь, что я теперь решил?
– Ой, Севка, не знаю, ой, не пугай меня!
– Я не пугаю, мамочка, ты поймешь. Давай не будем больше просить Спасителя, чтобы все мои болячки прошли! В самой главной молитве как сказано, о чем просить надо? О хлебе насущном, о том, чтоб грехи простил, и – да будет воля Твоя. Мамочка, а может Его воля в том, чтоб я болел, а?
Мама молча смотрела на сына, не зная, что сказать.
– Может, это для меня хорошо? И... для тебя? Ведь не может быть Его воли, чтоб нам было плохо. Он же знает, что я больной и не зря же не лечит.
– А может Он как раз и хочет, чтобы мы усилили молитвы о твоем выздоровлении?
– Нет, мама. Я теперь знаю, что святые не молились о своем здоровье.
– Ишь, куда тебя потянуло!
– Нет, мама, никуда меня не потянуло... Попробовать хочу. Вот... болею и молюсь не о выздоровлении, а... да будет воля Твоя. Он же знает мою боль... а я Ему: да будет воля Твоя. Исцелит, если нам с тобой на пользу. А не на пользу исцеление, значит, буду болеть и не спрашивать, почему это не на пользу. Он лучше знает.
Мама утерла мокрые глаза и сказала:
– Ну, ладно, посмотрим.
И тут они услышали звон колокола. Подойдя к окну, мама воскликнула:
– Ой, гляди, колокол на кране к казино подъехал, и народ там. А ну, бежим!
Хозяин казино уже успокоился.
'Так, девчонка жива. Если последствия будут, в ближайших травмопунктах справок не дадут, в ментовке все в порядке, училка эта свидетельствовать не будет, девчонку я не трогал, и вообще, в туалет выбегал, гы. Так, девка в статуэтку гирькой бросила (и гирька есть), и спичкой доллары подожгла – ущерб с матери взыщем. Не, это ж надо – 'ни-зринь-ся!'
Хозяин казино призакрыл глаза, а когда приоткрыл, увидел... Долго соображать ему не дали, что за ужас он увидел, ибо он почувствовал колющий нажим на сердце – штык трехгранный упирался в пиджак от Славы Зайцева и даже проткнул его и тела касался.
– Договор на стол! – услышал он голос Юлии Петровны.
Те, кто преследовали мать этой девки ('Эх, хлыста не прощу, рассчитаемся!') уже доложили о столкновении с ворошиловским стрелком ('Доложили!' – в истерике метались, будто язык парализовало, каждое слово вытягивать пришлось) и очень живописно обрисовали его, но лучше один раз увидеть... Нет, такое лучше не видеть! Мгновенно понял и простил он своим подручным их истерику. Да еще и поп этот обрыдлый. Давно б ему надо было автокатастрофу устроить. Как же они вошли? Ну да – сам дурак! Всех ведь отправил куда надо, возможные проколы предупредить – в ментовку, в местный округ, в мэрию. А при входе молодой этот... таких эта тигрица одной левой, да от одного вида умереть можно и винтовки не понадобится...
Справа что-то гавкнуло.
