офицеров в отпуска; может ротой нормальных разживешься.
– Нет, на это я уже не надеюсь, вся статистика при мне, потому и заговорил про монахов. Еще похороны эти сегодня… Похороны-то – ладно, каковы-то поминки потом будут? Гульнут братишки… Рекомендую тебе выехать до «поминок», поезд есть.
– А я как раз поглядеть на похороны собирался. В Царском. Может, кого из Царской Семьи увижу, а может и Самого Его?
– Да там ко дворцу близко не подойдешь. Ну, похоронщики-то пройдут, тряпок красных наготовили – десяток цыганских таборов можно одеть… А Самого увидеть я бы тоже непрочь. Здесь вот, – штабс-капитан кивнул на стену, – портрет Его висел. Вынесли третьего числа. «Царствовал – виси, отрекся – уноси», – как сказал поручик Злынский, который портреты по кабинетам собирал.
– И куда же их дели?
– Так на площади перед Таврическим всю груду, что из питерских кабинетов собрали, сожгли. Чего таращишься? Это уже совдеповцы хозяйничали. Кострище был…
Полковник покачал головой и сказал задумчиво:
– А мы в это время планомерно и успешно обстреливали вражеские позиции снарядами, Царем присланными.
– Да лучше б по Таврическому… Сейчас сюда все этот вертлявый шляется, минюст Керенский, и, оказывается, он уже в военно-морские министры намечен. Обживается. Я как об этом узнал!.. Что же будет с армией и флотом? Выть и кусаться хочется, такие новости услыхав, а когда живешь в этих новостях!..
– Пепла не осталось?
– Чего? – Очень удивленно спросил штабс-капитан. – Ты о чем?
– От кострища пепла не осталось? Никто не собирал?
– Не понял. Зачем его собирать? Развеялось давно.
– В этот кабинет не занесло пепелинку?
– Слушай, я не знаю, о чем ты, но я тогда очень осерчал на Него, отрекшегося. Бросил Он нас.
– А может мы Его? Мне тут вчера на сей счет прочищение мозгов устроили…
– Я Его не бросал! – Штабс-капитан снова заходил туда-сюда. – Собрал бы верных и во главе с Собой… Меня бы послал – приказывать не надо, один я бы пошел!
– Не знаю, – Свеженцев задумчиво сморщился. – А может, посылал? Я не знаю, я на фронте был… Верные… А может, твоя статистика уже такая ж и была? Теперь не знаю. Мои бандиты из полка тоже верные были, а оказывается, вся верность – это обручем скованность. Нет обруча – нет верности. Верность, это по-моему, когда без обруча. А теперь, оказывается, и с обручем верных почти не набрать. Ладно, поеду в Царское.
– Я ж говорю, близко не подойдешь.
– А у меня мой родной «цейсс» при мне, близко подходить нет надобности.
– А я тебе могу местечко тогда указать, там есть горка зимняя из досок…
Глава 15
Полковник перевел «дубинокль» на одно из окон дворца и едва его не выронил. Внезапность такого явления всегда поражает. Крупно, сфокусировано, великолепно освещено, перед ним предстояло Царское Семейство с Царем во главе. Точно, как на известном семейном снимке. Все их взгляды были направлены на подползавшую змею. Царица покачала сокрушенно головой и перекрестилась. Глаза Ее были – само страдание,.. страдание о подползающей красной змее: «Ну что ж вы, братцы, делаете, зачем же вы в змею-то обратились?» Глядя на испуганные взгляды Ольги, Марии и Анастасии, захотелось вдруг просто подбежать к змее и освободить парабеллум от лишнего веса патронов. От огненного же взгляда Татьяны любая б змея сейчас издохла сама. Но эта ползла, шелестя краснотой, как гремучая – чешуей. Наследник же то и дело дергал Отца за рукав и показывал на змею пальцем. Иногда Он даже смеялся. Государь в ответ кивал головой. Лицо Его было каменно застывшим, глаза непроницаемы, весь Его облик как бы говорил, что впереди другие действа, еще гаже, еще страшней и степень их страшности – все это ерунда, коли на все воля Божья.
– Господин полковник, – услышал Свеженцев сзади женский голос.
