увы, революционной. Ее разгул мы наблюдали с сожалением о невозможности оправдания новых наших фамилий.
– Это точно, – подошел запыхавшийся начальник поезда. – В классном посадка закончена, двери заперты, никто не пролезет. Им, кстати, всем до Москвы. Первый раз в жизни так радовался окончанию посадки. Прямо праздничное настроение, что везу их… да и всех остальных. И вообще, благодарю вас, господа, за этот рейс. Да, а что за ОТМА такая?
– Подавайте заявление, Николай Николаевич. Мне. Как штабная крыса, заявления принимаю я.
– Слушай, штабная крыса, сгоняй лучше к нашему вагону, как там Хлопов.
– Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство!
– Хлопов в порядке, – раздался голос Хлопова за спиной полковника. – Гонять не надо.
– Ты что, Сашку одну бросил? – накинулись на него все трое разом.
– Проявил инициативу. Возможно, я здесь нужнее, а там я не нужен совсем, сестра Александра справляется блестяще, а у двери проводник, очень толковый и рукастый. У нашего вагона, между прочим, священник стоит, и в штурме, естественно, не участвует.
Глава 25
– …Вы, тетечки, по-быстреньку в конец вагона и налево, у окошка на нижнюю… Вы, дядечка, туда же, но на верхнюю, побыстрее залезайте… Сударь, погодите, вот сюда, в сторонку, пропустите… Давай, мальчик, не волнуйся, мама за тобой, сударыня, до конца и направо… да погодите же, сударь, да… Стоять на месте, где приказано! Еще одно слово такое, и вон пойдешь! Дедуля, а вы вот сюда… старуха-то? Да что ж вы ее так?.. Вот, вот ваше место. Нет, господа, это купе целиком занято, дальше проходите…
Мальчик лет двенадцати замер в проходе, испуганно восторженно глядя на буквы над крестом сестринской косынки.
– Тетя, меня возьмите в вашу армию! Я… я что не умею, научусь… Мама отпустит, она сама пойдет, она тоже сестра милосердия, и брат… – и слезы проступили на умоляющих глазах; натерпелся, видать, за этот месяц, с мамой и братом…
– Что, в какую армию? – сестра Александра удивленно глядела в умоляющие глаза.
– В вашу! Монархическую! В ОТМА.
Сестра Александра растерянно мигала глазами:
– Да-да, обязательно… А почему ты отдельно от мамы и брата?
– Да они уже там, у подножки, к ним не подойдешь. Я им прокричал, где я. Спасибо, тетя…
– Проходи, проходи…
И тут во внешнем от вагона мире взрывом заревела матерщина, заголосили испуганные вопли, прозвучал выстрел, и, после быстрой возни в тамбуре, криков там же и нескольких грохотов падения чего-то всякого. Перед сестрой Александрой возник во всем радостно-зверском ослепительном блеске матросик, как раз такой, о котором справлялась «несударыня-щелка».
Матросик, вернее, матросище, под два метра и поперек себя шире, заорал:
– Все из вагона, вашу!.. Всех щас!..
И тут его радостное озверение сфокусировало в себе сестру милосердия.
– Ты кто?
В ответ сестра Александра обворожительно улыбнулась, подняла пальчик к губам, усиливая обворожительность, и произнесла громким шепотом:
– Тсс! Свои!
Противника-громилу надо брать, расслаблять, ошеломлять тем, чего он не ожидает. Время расслабления – мгновения. Сверхзадача обороняющегося – чтобы их хватило.
Прекрасное лицо сестры Александры вдруг исказила паническая гримаса, небесные глаза ее вспучились в направлении – за плечо матросища, она истерично взвизгнула: «Ой, сзади!», отняла пальчик от уже не улыбавшихся, а искореженных губ, рывком направила
