Николай Владимирович Блохин
ПЕРЕНЕСЕНИЕ НА КАМНЕ
Грязная, оборванная, тощая старуха возникла напротив Антоши, будто из-под земли выросла. Сгорбленная, трясущаяся, она просяще протягивала к нему свои костлявые руки и ныла что-то неразборчивое. Антоша оторопело остановился, едва не наскочив на старуху, и спросил испуганно:
– Вы что, бабушка? Вам чего?
Вообще-то Антоша был не из тех, кто теряется при неожиданных встречах, хотя и минуло ему всего 10 лет. Он и слово дерзкое запросто скажет, любого взрослого так отбреет, что только держись, и руки, если надо, в ход пустит. Ну, а если что серьезное, так и тут сразу сообразит и вовремя деру даст, если уж делать больше нечего. Одним словом – малый не промах. Но перед внезапно появившейся старухой он растерялся. Вид старухи был жалок и страшен и вызывал у Антоши тоскливую гадливость, к тому же и воняло от нее как от помойки. Вдруг она перестала ныть и сказала глухим, печальным и очень выразительным голосом:
– К тебе я, недобрый человек, к тебе, опоганиватель имени своего великого, к тебе мой погубитель.
И хоть еще меньше стал понимать Антоша что здесь происходит и что сие значит, однако растерянность его тут же прошла. Очень важное свойство имел Антоша в своем характере (самому ему оно очень нравилось): когда его ругали или обличали в чем-то, в нем мигом появлялась спокойная рассудительность, имевшая одну цель – отмести любое обличение, отвергнуть, опровергнуть любое против себя обвинение, даже когда это невозможно. 'Прав ли – не прав, я всегда должен быть прав', – вот такими правилами руководствовался Антоша и пока что не подводили они его, ибо всегда вовремя являлось то самое рассудительное спокойствие и всегда он изо всего выворачивался. А тут, старуха эта, это вообще что-то непотребное.
– Ты чего мелешь, бабка?! Какой я твой погубитель? Я тебя первый раз вижу!
– Оно правда, первый раз видишь, но погубитель, однако – ты. Ведь я же – совесть твоя.
– Кто?! Чего?!
– Совесть. Которую ты сделал такой больной и нечистой.
– Ну, вот что, бабка! Хромай-ка отсюда – совсем уже рассерженно произнес Антоша.
Но поскольку она не двигалась с места, перегородив дорогу, Антоша обошел ее, окатив брезгливым злым взглядом, и пошел своей дорогой. Но через несколько шагов остановился.
– Ты зачем за мной тащишься?
– А я теперь от тебя никуда, недобрый человек. Я же не чья-нибудь совесть-то, а твоя.
– Пошла вот от меня! – закричал Антоша, – Хватит тут представление давать! Почему ни за кем такая мымра не идет? У-у! Пошла вон!
– Ты напрасно орешь, недобрый человек. И тебе это не поможет. А на твои вопросы я отвечу. Так вот, меня ни откуда не принесло, а воплотилась из твоего нутра, из тебя. У каждого совесть внутри сидит, понимаешь? Совесть, она – растворена в человеке, в нем во всем, потому ни за кем никакая старуха не ходит. Кстати, если меня вылечить и отмыть, я совсем не старуха. Ты, недобрый человек, сам грязен, потому вот и я, из тебя воплотившись, такая вот и есть страхолюдина... Думаю, что во всем этом такова воля Того, Кто одарил тебя совестью по просьбам твоего покровителя Антония, прозванного Римлянином.
– Да будь они трижды неладны с таким своим подарком!
– Не бросайся словами, недобрый человек. Может случиться, что ты пожалеешь о них, да будет поздно.
– Так ты еще и угрожаешь, старая приставала! – с яростью проскрежетал Антоша.
– Нет, – спокойно ответила старуха, – предостерегаю. Ты, конечно, боишься кое-чего...
– Я ничего не боюсь! – бешено воскликнул Антоша. – Тебя, например, я совсем не боюсь!
– Никогда так грубо не перебивай чужие речи. Меня и не надо бояться. А по глупости и невежеству ты боишься совсем не того, чего нужно бояться. Вот сейчас ты до смерти боишься, что будешь уличен родителями в воровстве денег из серванта. А разве этого тебе надо бояться? Эх! Да если б я была не больная и не грязная, разве б делал ты это?!
