начали со злости даже в ворон стрелять. Ну, а когда схлынули грабители, похоронили бать-Кузю... А у нас было что грабить. Одних золотых окладов сколько было, в основном радением жителя нашего купца-фабриканта Пудова. Его на день раньше бать-Кузи на штыки подняли. Чуть дале большого креста его крестик. А мимо большого креста никто не пройдет и каждый спросит, а я отвечу, житие бать-Кузино записал, всем и рассказываю. Было дело и прикладывались ко кресту. И земличку берут. Коли не подсыпал бы, яма бы уже образовалась.
– Агитируешь, значит? – спросил тот, кто постарше.
– Да нет же, агитация это ваш безсмысленный удел. Я – проповедую...
– Слушай, может все-таки оформим его? – не унимался молодой.
– Нельзя, – тот, кто постарше, глубоко затянулся беломориной. – Приказ.
– А сначала снаряды поможешь вынести! У вас наверняка и документ есть во-он в той папочке, насчет не только незакрытия, но и содействия. А? Половинчатых приказов товарищ Сталин не дает. В подвале снарядов полно. Тогда стреляли и ваши и ихние. Все стреляли. И все по храму, больше некуда. “О-ри-ен-тир!” Да не боись, не взорвутся снаряды, сколько уже Литургий отслужено! А убрать надо, а то надысь приезжал тут один из вашей же конторы, грозил, что закроет, коль не уберем.
– Да остановись ты, – резко-нервно перебил тот, кто постарше. – Ты толком говори, какие снаряды, где?
– А прямо под нами, там где сидим, штук полтыщи. Неразорвавшихся.
– Что?! Как “под нами”?
– Сколько?! Как “где сидим”?
Оба допрашивающих привстали и весьма растерянно и озабоченно глянули себе под ноги.
– Ага, точно, там они. Сейчас посмотрим пойдем. Ваши тоже, правда, как увидали, сразу сбежали, но вы же грозные особисты, вы не сбежите, вы поможете!.. Ладно, без вас выволокем, коли приказано, завтра и начнем. И Бумажненькая наша при нас. Ну, пошли смотреть? – допрашиваемый в упор глядел на того, кто помоложе. – Или тоже сбежите?
– Пошли, – сказал тот, кто помоложе, – не сбежим.
–...Сюда, сюда за мной, здесь вход... подвальчик тут коридорный, аж с самого древнего веку, вот там они и есть, и с той и с другой стороны... Как вы убежали... ну, временно отступили, немцы храм открыли сначала по нашей челобитной, а как снаряды увидали, тоже заартачились.
Ну, вынайте, говорю. А их саперы говорят: “Невозможно, возможно только взрывать”. Не дам, говорю, взрывать, те отступившие временно не взорвали, а уж вам, разрешившим открыть, взорвать этот храм точно не дам. Подумаешь, настреляли дураки снарядов.
Сам штурмбанфюрер их приезжал, осматривал, на Литургии присутствовал, меня в упор взглядом своим буровил, даю ли, мол, гарантию, что не взорвутся. Даю, говорю, гарантию, гарантия одна, говорю – молитва. Спаси, Господи! Молите Бога о нас Божия Матерь Смоленская и Иоанн Воин... Вот дверь, вот сюда... сейчас свет зажгу... А как же, провели свет, видно чтоб было, а поначалу сколько раз голову об них расшибал, торчат... И чего-то их всех сюда стянуло, в подвал этот... Двадцать штук выволок...
– Погоди, как выволок, куда выволок?
– Как куда? Во двор. Это еще при тех, которые нынче отступили.
– Погоди! Так эта та груда, что ли?! Это – неразорвавшиеся?!
– Ну да. Больше ж некуда. Потом увезем.
Оба допрашивателя невольно остановились.
– Ладно, веди дальше.
– Да уж пришли, головой не заденьте, сейчас свет включу.
Свет включился, и – ударило в глаза: две стены, справа и слева в пяти метрах друг от друга, а из стен пупырышки продолговатые торчат навстречу друг другу, будто не стены, а два ежа больших лежат, топорща иглами друг на друга. Ойкнули, вскрикнули допрашиватели.
– М-да, – сказал тот, кто постарше. – А над всем этим, значит, место, где мы сидели?
