Ужин во «Французской таверне» удался на славу. Брайен и Бекки непринужденно болтали, словно не двадцать лет, а двадцать дней прошло с их последней встречи. Оба охотно погрузились в воспоминания. Обильный ужин завершился кофе с коньяком. Оба оттаяли, размякли, и Брайен решил, что можно заговорить о том, чего они тщательно избегали на протяжении всего застолья.
– Помнишь пикник на Четвертое июля? – спросил он.
Бекки невинно взглянула на него своими огромными глазами:
– Четвертое июля – какого года? Мы в этот день всегда пикник устраивали.
Не дав ей убрать руку, Брайен накрыл ее своей большой ладонью и пристально взглянул прямо в глаза.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – негромко сказал он.
На щеках у Ребекки выступили красные пятна.
– Ну конечно, помню. Только джентльмену не пристало говорить о таких вещах.
– Много упреков на своем веку мне пришлось выслушать, но джентльменом еще никто не обзывал, – улыбнулся он.
– Брайен О’Нил, ты совершенно не переменился за эти годы.
– Да и ты тоже, Бекки. Все такая же красивая, как и в тот день, когда я поцеловал тебя на прощание на вокзале.
– Лжец! Я постарела и потолстела.
– Потолстела? – Брайен критически оглядел спутницу. На Ребекке было роскошное вечернее платье – последний крик парижской моды. Оставляя обнаженными плечи, оно слегка приоткрывало и грудь – как раз настолько, чтобы остальное дорисовало воображение. – Не знаю, не знаю, на мой вкус, в самый раз. Помнишь, я дразнил тебя жердью?
– Жердью я никогда не была. Стройная – вот как правильно будет сказать.
– Пусть так, – пожал плечами Брайен, – и все равно сейчас ты мне нравишься.
– Нехорошо так говорить, Брайен О’Нил. Я замужняя женщина, мать двух взрослых дочерей. И я счастлива в семейной жизни.
Тем не менее по сияющему виду Бекки нетрудно было догадаться, что ей приятно было услышать сказанное Брайеном.
– Ну и замечательно. Я рад, что у вас с Ларри все так хорошо сложилось. Он когда-нибудь рассказывал тебе, что однажды, когда мы с ним жили в квартире над магазином, у нас из-за тебя драка затеялась?
Прикрыв рот ладонью, Ребекка безудержно расхохоталась, даже плечи задрожали.
– Было дело. Ладно, давай оставим эту скользкую тему, поговорим о чем-нибудь другом.
– Ну что ж, вернемся еще немного назад. Итак, ты помнишь
– Брайен, ты совершенно невыносим! – Ребекка высвободила руку и густо покраснела.
Он засмеялся и покачал головой:
– Что ж, не отрицаю. Дразнить тебя всегда было сплошное удовольствие – такую застенчивую, такую недотрогу.
На сей раз и в ее глазах мелькнула неуловимая лукавинка:
– Лучше бы я оставалась застенчивой недотрогой в то Четвертое июля.
– Чушь, – фыркнул Брайен. – В тот день нам обоим было хорошо, как, впрочем, и в последующие дни.
– Уже поздно, а на утро у меня назначены четыре встречи. Может, будем закругляться?
Игра окончилась. Но не насовсем, пообещал себе Брайен.
– Ну что ж. – Он жестом подозвал официанта. – Счет, пожалуйста.
На улице было холодно и, хоть снег кончился, дул пронизывающий ветер, да такой сильный, какой бывает только в настоящую пургу. В кебе Ребекка сразу закуталась в плед, заботливо приготовленный для седоков, но и это не помогло.
– Слышишь, как зубы клацают?
– Сейчас чего-нибудь придумаем. – Брайен взял оба пледа, сложил их вместе и, подоткнув со всех сторон, накинул разом на Ребекку и на себя. Теперь они сидели, тесно прижавшись друг к другу.
– Таким образом мы с большим эффектом используем внутренние запасы тепла, – пояснил он.
– Ах вот как? – Она повернулась к нему, и их глаза встретились. Брайен ощущал ее близкое дыхание.
– Но теперь ведь тебе на самом деле теплее, не отрицай, Бекки. Видишь, даже дрожать перестала.
– Не спорю, немного согрелась. Так лучше.
Рука Брайена скользнула под плед и легла ей на бедро.
– Когда доберемся до твоего дома, согреешься еще больше. Неужели тебе охота после этого забираться в холодную и пустую постель?
– Брайен, прошу тебя, не надо так говорить.
