думал. Знаешь, что мне пришло в голову? Призрак охотился за Александрой, пока она была жива, а потом… когда умертвил ее… он просто охранял склеп. Вернее, серьги…
– Даже в склепах нужны охранники! – ухмыльнулся Вален. – Может, ты на полставки подсуетишься?
– Прекрати! Он был там, я его видел!
– Кого?
– Призрака! Фигуру в плаще! Он теперь будет за нами охотиться!
– А ты ему расскажи, что серьгу твой папаша продал знакомому ювелиру. Так что пусть теперь его преследует! – захохотал Вален. – Мы тут ни при чем.
«Действительно. Как это он сам не сообразил?! – Ник испытал огромное облегчение. – У них же нет больше серьги! Теперь пусть у Евгения голова болит».
Ник немного знал ювелира: мужик ушлый, такого призраком не испугаешь. Тем лучше.
Он расставил иконки на спинке дивана, а одну положил под подушку. Все равно засыпать было страшно. Ник открыл молитвенник, прочитал указанную священником молитву и попытался уснуть…
Посреди ночи он проснулся. Там, где была открыта дверь на кухню, в лунном свете ему почудилось белое платье Александры… Весь в поту, Ник вскочил, боясь повернуть голову в ту сторону, несколько раз перекрестился и на цыпочках прокрался в ванную. Там он и просидел до утра, включив свет и трясясь от страха.
Утром Вален еле уговорил его выйти из ванной и позавтракать.
– На, выпей, – Вален достал из аптечки успокоительное. – И ложись спать. При свете дня призраки не ходят.
Таблетка подействовала, и Ник наконец уснул. Вален же решил еще раз перечитать письма Марго. Они относились примерно к тому же периоду времени, что и дневник гувернантки.
«Моя дорогая Полина!
Ты, конечно же, проявила незаурядное мужество во всей этой печальной и страшной истории, которую мы, обливаясь слезами и замирая от ужаса, прочитали в твоих подробных письмах. К нашему приезду из Европы их накопилось несколько штук.
Известие о трагической и странной гибели Мишеля застало нас в Венеции. В эти дни праздной лени и наслаждения мы вдруг получаем ужасное известие. Если бы небо обрушилось на нас или началось извержение вулкана… и то, кажется, это не застало бы нас так врасплох.
Слезы, слезы и слезы. Мы тут же стали собираться в дорогу. Москва теперь, после смерти Мишеля, всеобщего любимца семьи, никогда уже не будет для нас прежней. Помнишь ли, дорогая Полина, как мы ездили на Москву-реку в санях, по морозу, пили шампанское и закусывали ледяными красными яблоками? Как Мишель на руках выносил нас по очереди из саней, как играли в снежки, как грелись у огромного костра?
Потом мы накупили горячих пирогов с мясом, капустой и грибами и поехали домой. В темноте играли в прятки до упаду, после – смех и нескончаемые разговоры у жарко натопленной печи с синими изразцами. Ведь это никогда, никогда уже не повторится!
Кстати, знаешь ли, что в нашем московском доме, которым, говорят, раньше владел немецкий барон Штейнгель, колдун и масон, – есть очень загадочный подвал? По-моему, именно тогда Мишель, которому страшно нравилось пугать нас всех, и рассказал нам историю сего подземелья.
Раньше на месте дома стояла усадьба богатого и нелюдимого боярина Темного, приближенного самого Иоанна Грозного. И сей боярин сокровища имел неисчислимые, которые прятал в подземелье под своими хоромами. Потом боярин неведомо куда исчез, а богатства так и остались под землею. Но сколько их ни искали, так и не нашли. Слухи ходили, что те сокровища окроплены кровью и что их охраняют души их бывших владельцев. Нам всем тогда и смешно было, и боязно.
Николай, старший брат Мишеля, очень внимательно слушал наш разговор, смеяться не стал, и сразу ушел. Лег спать, наверное. А мы до самого утра пугались и хихикали. С тех пор, между прочим, мне стали слышаться какие-то шаги в подвале. Моя комната расположена на первом этаже. Правда, случалось это очень редко. Я даже никому об этом не рассказывала, знала, что только дразнить будут. Наслушалась, мол, француженка русских басен, теперь вот от страха с ума сошла. А мне это было бы неприятно. Почему я сейчас об этом вспомнила? Сама не знаю…
Нет больше Мишеля, нет Александры. Как резко может все перемениться! Мы обсуждали события, которые ты подробно описала, и не могли поверить.
Кстати, никаких рубиновых серег среди фамильных драгоценностей рода Протасовых никогда не было. Это нам растолковала маман Мишеля. Она точно знает. Где он мог их взять? Почему в Лондоне? Все это необъяснимо…
Ну, буду заканчивать на этом. Пойду разбирать вещи, помогать барышням. Мы ведь только сегодня утром приехали. Вечером отправляемся на кладбище. А Мишеля сможем теперь увидеть разве что во сне. Не представляю себе его могилу…
Всегда твоя, Марго».
«Дорогая моя Полина!
Прошла уже неделя, как мы в Москве. В доме царят скорбь и скука.
После гибели Мишеля барыня совсем расхворалась. Все только и говорят о его смерти. Недоумевают, как такое могло случиться. А уж слухов всяких в свете! В гостиных это самая популярная тема.
Скажу тебе по правде, Полина, что и в самом деле обстоятельства этого происшествия более чем странные. Мишель приехал в Москву внезапно из подмосковной Баскаковых, сказал барыне, что непременно хочет жениться на Александре, ежели она его такой чести удостоит. Предложения он еще не делал, но собирался. Купил ей в подарок много всяких вещей… Маман его была, конечно, не в восторге. Все знали, какое у Алекс хрупкое здоровье. Правда, она богатая невеста. Барыня на эту женитьбу все равно бы согласилась. Она знала, что ни Мишель, ни Николай ее никогда не слушали и все всегда делали по-своему. Но судьба распорядилась иначе.
Однажды вечером Мишель, который вроде никуда не собирался идти, вдруг вскакивает, велит экипаж подать, наспех одевается и уезжает. Даже ужинать не стал. Куда? Зачем?
Утром Елизавета Андреевна спрашивает чаю к себе в спальню, потому что у нее невероятно мигрень разыгралась. Интересуется у горничной, где Мишель, а та и говорит, что молодой барин еще не возвращался.
– Как не возвращался?
Стали ждать. Уж обед, а новостей никаких. Сначала-то не очень волновались. Мужчины Протасовы все отличаются нелегким нравом, могут ночь прогулять, уехать куда-нибудь, никому не сказавшись.
На следующее утро послали Николая разыскивать брата. Целый день его не было. К вечеру, уже в сумерках, вошел он в гостиную – глаза шальные, в лице ни кровинки.
– Умер Мишель, – говорит. И зарыдал.
– Как? Что? Где?! – обычные вопросы.
Принесли Николаю водки. Он и так уже был не совсем трезвый, а тут его и вовсе развезло. Еле добились от него, что тело Мишеля нашли у ограды Донского монастыря, в кустах, с простреленным виском. Никто ничего не видел, не слышал, не знает. Дуэлью это быть никак не могло. Тело бы ни в коем случае не бросили, да и хоть кто-то что-то знал бы. Месть? Ревность? Оставалось только гадать.
Как он оказался у ограды монастыря, зачем? Мишель никогда не ходил туда. Все эти вопросы, как ты сама понимаешь, остались без ответа.
Горе горем, а жить-то надо. Надо думать о детях, завтраках и обедах, о визитах и балах. Постепенно жизнь наладилась.
И тут новая неприятность. Николай проиграл в карты огромную сумму денег. Барин как услышал об этом, у него случился апоплексический удар. Доктора, сиделки, бессонные ночи… О проигрыше на короткое время забыли. Николай где-то пропадал целыми днями, а когда являлся домой, то ходил чернее тучи, а на ночь брал к себе в комнату графин с водкой и запирался. Похудел, лицо у него стало безумное, глаза горят, небрит, нечесан. Страшно смотреть! Молоденькая горничная ночью несла горячие грелки в комнату больного и столкнулась на лестнице с молодым барином, – крик подняла на весь дом, как будто привидение увидела.
Я, говорит, до смерти перепугалась. Чего это Николай Алексеевич бродят ночью в потемках? И не отзываются?
Обстановка в доме становится все тяжелее. Барыня то и дело плачет и хворает. Барину стало немного лучше, но речь и подвижность к нему так и не возвращаются. Денег нет. Кредиторы покоя не дают. Как будто черное крыло беды закрыло для нас солнце. Будет ли этому конец?..
Прости, дорогая Полина. Я знаю, что у тебя самой тяжело на сердце, но больше мне не с кем поделиться своими переживаниями.
Любящая тебя, Марго».
«Дорогая моя Полина, стоит ли говорить, как я обрадовалась твоему письму и словам поддержки! Я и сама знаю, что нужно быть стойкой к любым невзгодам жизни. Так нас воспитывали, и это правильно.
В очередной раз описываю тебе нашу жизнь и то, что она нам преподносит.
Несколько дней назад две горничных явились к барыне и потребовали расчета. Вообрази себе, дорогая, – они заявили, что по дому бродят привидения, что они до смерти боятся и ни за что не останутся.
Они рассказали, что ночью часто готовят грелки и лекарства для барина, носят наверх по черной лестнице. И несколько раз натыкались там на кого-то, в темноте невидимого.
– Так, может, это Николай в потемках бродит? – предположила барыня. – Неспокойный он стал нынче.
– Нет, матушка. Как будто в монашеском одеянии кто-то, и капюшон на лицо надвинут низко. И будто ледяной холод все тело сковывает, так что ни пикнуть, ни с места стронуться.
Все события, происходящие в последнее время, мне очень не
