– Что бы ты сказала, – продолжал он, – если была бы моим врачом, да простит мне Бог, а я бы поведал тебе, что меня мучают головные боли, ночные кошмары, тошнота, бессонница и искры перед глазами. К тому же я постоянно ощущаю беспокойство и неуверенность в работе. Ты бы, конечно, сказала, что я нервнобольной!
– Нашел кого спрашивать, Марк! Я-то уж знаю, что ты сумасшедший!
– А ведь это симптом опухоли в мозге, Крис. Проверь тело. Это во-первых. А там будет видно.
Крис сразу же позвонила терапевту и договорилась о приеме. Времени у нее было достаточно. Съемки закончились, по крайней мере для нее. Бэрк Дэннингс продолжал работать со «вторым составом», снимая второстепенные сцены.
Больница находилась в Арлингтоне. Доктора звали Самюэль Кляйн. Пока Регана раздраженно ожидала в смотровой, Кляйн усадил мать в своем кабинете и выслушал историю болезни Реганы. Крис рассказала все. Врач кивал, изредка что-то записывая в блокнот. Когда Крис упомянула трясущуюся кровать, доктор нахмурился. Крис продолжала:
– Марк насторожился, когда узнал, что у Реганы стало плохо с математикой. Почему?
– В смысле с уроками?
– Да, но в особенности с математикой. Почему?
– Давайте не торопиться, миссис Макнейл. Я должен сначала осмотреть ее.
Врач извинился и вышел. Он полностью осмотрел Регану, взял у нее анализы мочи и крови.
После этого Кляйн усадил Регану перед собой и беседовал с ней, наблюдая за ее поведением. Затем он вернулся к Крис и сразу принялся выписывать рецепт.
– Похоже, у нее гиперкинетическое расстройство нервов. – Что?
– Нервное расстройство. Так по крайней мере думаем мы. Сейчас мы точно не знаем, что при этом происходит в организме, но в таком возрасте это часто случается. Все симптомы налицо: ее чрезвычайная активность, темперамент, плохие дела с математикой.
– Да-да, с математикой. Но при чем тут математика?
– Она требует наибольшего сосредоточения. – Кляйн вырвал листок с рецептом из крошечного голубого блокнота и протянул его Крис.
– Вот вам рецепт на риталин.
– На что?
– Метилфенидат.
– Понятно.
– Будете давать по десять миллиграммов два раза в день. Я советую принимать одну порцию в восемь часов утра, а вторую в два часа дня.
– А что это? Транквилизатор?
– Стимулятор.
– Стимулятор? Да она сейчас и без этого...
– Состояние девочки не совсем соответствует ее поведению, – объяснил Кляйн. – Это форма перераспределения энергии. Реакция организма на депрессию.
– На депрессию?
Кляйн кивнул.
– Депрессия... – тихо повторила Крис.
– Вы здесь упомянули ее отца, – продолжал Кляйн.
Крис посмотрела на него:
– Так вы думаете, ее не надо показывать психиатру?
– Нет-нет. Давайте подождем и понаблюдаем за действием риталина. Мне кажется, в этом и будет отгадка. Подождем недели две или три.
– Вы считаете, что это нервы?
– Похоже, что так.
– А ее вранье? Оно прекратится?
Его ответ удивил Крис. Кляйн спросил, слышала ли Крис, чтобы Регана ругалась или употребляла неприличные слова.
– Никогда, – ответила Крис.
– Понимаете, это в какой-то степени похоже на ее вранье: так же нетипично для нее, как вы утверждаете. Но при некоторых нервных расстройствах может...
– Подождите-ка, – перебила Крис, пораженная его словами, – откуда вы знаете, что Регана употребляет неприличные слова. Или, может, я что-нибудь не так поняла?
Секунду Кляйн удивленно смотрел на нее, а потом осторожно сказал:
– Да, я хотел сказать, что она знает такие слова. А вы об этом не подозревали?
– Я и до сих пор об этом не подозреваю! О чем вы говорите?
– Ну, в общем, она нецензурно ругалась, пока я осматривал ее, миссис Макнейл.
– Да вы шутите! В это трудно поверить.
– Мне кажется, она сама не понимает того, что говорит, – успокоил ее врач.
– Я тоже так думаю, – пробормотала Крис. – Может, и не понимает.
– Давайте ей риталин, – посоветовал он. – Посмотрим, что будет дальше. А через две недели я снова ее осмотрю.
Кляйн взглянул на календарь, лежавший на столе.
– Значит, так. Давайте встретимся двадцать седьмого, в среду. Вам удобно? – спросил он, глядя на Крис.
– Да, разумеется, – ответила она, встав со стула, и смяла рецепт в кармане пальто. – До двадцать седьмого, доктор.
– Я поклонник вашего таланта, – улыбаясь, заметил Кляйн и открыл ей дверь.
В дверях Крис остановилась и, погруженная в свои мысли, прижала палец к губам. Потом взглянула на доктора:
– Так вы считаете, не надо к психиатру?
– Не знаю. Но самое простое объяснение всегда кажется самым лучшим. Давайте подождем. Увидим, что из этого получится. – Врач обнадеживающе улыбнулся. – А пока что постарайтесь не волноваться.
– Как?
Крис вышла.
По дороге домой Регана выпытывала у матери, что сказал ей доктор.
– Что ты нервничаешь.
Крис решила ничего не выяснять у Реганы относительно нецензурных выражений.
Но немного позже с Шарон Крис завела такой разговор. Ей необходимо было узнать, слышала ли Шарон, чтобы Регана ругалась.
– Конечно, нет, – удивилась Шарон. – Даже в последнее время ничего подобного не слышала. Но мне помнится, как однажды учительница рисования в ее присутствии выругалась (Крис специально нанимала человека, который учил Регану рисованию и лепке на дому).
– Давно это было? – спросила Крис.
– Нет, на прошлой неделе. Но ее-то ты знаешь. Может, она чертыхнулась или сказала что-нибудь вроде «чушь собачья».
– Да, кстати, ты что-нибудь говорила Регане о религии?
Шарон вспыхнула.
– Нет, совсем немного. Ты понимаешь, этот вопрос было трудно обойти. Она ведь задает так много вопросов и... ну... – Она беспомощно пожала плечами. – Мне было трудно. Подумай сама, как бы я ей все объяснила, не рассказав о том, что я сама считаю величайшим враньем?
– Расскажи ей все, а что есть правда – пусть сама выбирает.
В последующие дни, вплоть до вечеринки, которую давно запланировала Крис, Регана аккуратно принимала риталин. Крис сама следила за этим. Однако она не заметила никаких перемен к лучшему. Напротив, появились некоторые признаки ухудшения. Провалы памяти, забывчивость, нечистоплотность, жалобы на тошноту. Появился еще один способ привлекать к себе внимание (хотя
