существа согревали его и настроивали на новый прилив жалости к этому чаду вырождающейся помещичьей семьи. В ней еще текли свежие соки. А остальное вызывало в нем гадливость и сознание своего превосходства: эта горбунья, ее жирная сестра-дура, их брат, вся бестолочь их ненужной и постылой прозябаемости, где самым жизненным нервом являлась мания старой девы, так бездушно мстящей за любовь брата к ненавистной невестке… Какая дичь!.. Стесняться ему нечего.
Глаза Павлы Захаровны блеснули ярче, и углы рта вздрогнули. Она издала короткий звук смеха. стр.438
— Да вы уж не желаете ли сами осчастливить нашу идиотку… предложением руки и сердца? Ха-ха!
Этот вопрос заставил его встрепенуться. К щекам прилила краска. Он подавил смущение и не сразу ответил ей.
— Нам где же, мы — простецы… На вашем барском наречии вы нашего брата кошатником величаете. Одно скажу — имей я виды на Александру Ивановну, я бы не так повел дело… Вы это изволили сказать в пику мне, что, мол, я об ее приданом хлопочу на всякий случай, так позвольте вам доложить, сударыня, — он в первый раз так назвал ее, — я в таких денежных делах, что мне зазорно будет и о более крупном куше хлопотать, когда надумаю жениться.
За дверью раздались шаги Первача.
— Можно войти?
— Уговор лучше денег! — шепотом произнес Теркин, нагнувшись над столом. — Его… — и он сделал жест рукой.
— Можете войти! — крикнула Павла Захаровна.
— Наша конференция с Иваном Захарычем кончилась, — заговорил он, потирая руки. Глаза его беспокойно перескочили от горбуньи к Теркину.
— Брат у себя в кабинете? — спросила Павла Захаровна.
— И желал бы до чая побеседовать еще с Василием Иванычем.
— Попросите Ивана Захарыча сюда! — сказал Теркин. -
Одного! — прибавил он значительно.
— Понимаю-с!.. Я и не желаю быть лишним… Сделайте одолжение!
Первач повернулся на одном каблуке и у двери обернулся к ним лицом.
— Напрасно вы беспокоитесь, Василий Иваныч! Лишним я не желаю быть.
— И разлюбезное дело! — сказал ему вслед Теркин точно так, как виденный им московский актер в Льве Краснове.
XXVI
На балконе собрались все к чаю.
Разливала Марфа Захаровна. Саня сидела немножко поодаль. Первач отошел к перилам, присел на них, стр.439 обкусывал стебелек какой-то травы и тревожно взглядывал на тот конец стола, где между Иваном Захарычем и его старшей сестрой помещался Теркин. Он уже почуял, что ему больше ходу не будет в этом доме, что 'лесной воротила' на службу компании его не возьмет… Да и с барышней ничего путного не выйдет.
Иван Захарыч, в светло-голубой домашней тужурке, с закинутой назад маленькой головой, медленно курил папиросу и старался соблюсти свое достоинство. Лицо у него было краснее обыкновенного. Его грызло то, что он должен был при покупателе из разночинцев сводить свои родственные счеты. Сестра Павла подвела его, стакнулась с покупщиком. Никогда еще его дворянский гонор так не страдал. Еще добро бы Теркин влюбился в Саню и сделал предложение… И того нет. Он только разыграл роль сердобольного опекуна: поставил условием сделки обеспечение Сани… Бог знает, что такое! На все это Иван Захарыч должен был согласиться и чувствует теперь, что сестра Павла еще больше заберет его; а на стороне у него на днях ожидается приращение незаконной семьи. Надо и тех обеспечить. Без продажи усадьбы нечего и думать обойтись; а лучшего покупщика не найти. Злиться на сестру он не смеет. Формально она права; но никак он уже не ожидал такого подхода.
Павла Захаровна поглядывала вкось на брата и прихлебывала чай с блюдечка. Она добьется того, что получит свое; но этот «кошатник» как-то сразу изменил ее позицию. Ему она будет обязана, а не своей мудрой голове. Точно подачку ей подал. И как он ни хитри, ему «девчонка» понравилась. Очень может статься, она угодит за него!.. Брыкаться и брат не станет; а ей и подавно нечего стоять за ненавистное отродье распутной невестки. И что же выйдет? Госпожа Теркина вот здесь барыней заживет, миллионщицей; отец совсем прогорит, продаст и вторую вотчину.
Положим, они с сестрой купят ее, и он при них останется. А если зятек с дочкой здесь очутятся? Они его к себе переманят… «Кошатник» из одного разночинского задора это сделает.
Чай плохо шел в горло Павлы Захаровны, и она то и дело откашливалась.
Теркин сидел между ними, но разговаривал больше с Саней. стр.440
Его подмывало настроение, сходное с чувством, когда удастся кого-нибудь вытянуть из воды. На Саню он поглядывал точно на собственное «чадо». Почему-то ему верилось, что теперь она уже не пропадет. Таксатора завтра же не будет здесь: он этого прямо потребовал. Не плутоватого маклака устранял он, главным образом, а нахала, способного развратить милую девушку. И он не стыдился такого сознания. Все сильнее и сильнее разгоралось в нем желание оставить Заводное за собою, если не сейчас, то через два-три года. Он уже решался взять на свой страх эту покупку. Если компания не одобрит ее, тем лучше: это будет его имение, и он на свой счет создаст в нем школу практических лесоводов.
Не одно это его тешило. Сидит он среди помещичьей семьи, с гонором, — он — мужичий подкидыш, разночинец, которого Павла Захаровна наверное зовет «кошатником» и «хамом»… Нет! от них следует отбирать вотчины людям, как он, у кого есть любовь к родному краю, к лесным угодьям, к кормилице реке. Не собственной мошной он силен, не ею он величается, а добился всего этого головой и волей, надзором за собственной совестью.
— Вам покрепче, Василий Иваныч? — донесся до него голосок Сани.
Она глядела на него из-за самовара.
— Да, покрепче, Александра Ивановна.
— Со сливками?
— Нет, позвольте с лимоном.
Что-то заиграло у него в груди от голоска Сани и мягкого блеска ее глаз. Прилив жалости подступил к сердцу. Захотелось сейчас же увести ее из этой семьи, обласкать, наставить, создать для нее совсем другую жизнь. Быстрая-быстрая мысль пронизала его мозг… Ведь женщина два года назад помогла ему. С ее деньгами дошел он в такой ничтожный срок до теперешнего положения… И она же довела его до сделки с совестью. Всю жизнь он будет помнить про эту сделку. Там он попользовался, здесь — сам должен оградить беспомощное женское существо, разделить с ним свой достаток, сделать из нее подругу не потому, что животная страсть колышет его, а потому что 'так будет гоже', мысленно выговорил он по-мужицки.
Его взгляд приласкал Саню, когда она подавала ему стакан чаю. стр.441
Сегодня во всем доме произошло какое-то событие. И в ней самой есть что-то новое. Ей почти неприятно чувствовать позади себя Николая Никанорыча. Хотелось бы выкинуть то, что было между ними. Он ей чужой. 'Хороший человек' не он, а вот тот, Василий Иванович, перед которым все смирились, даже тетка Павла. Как будто и всю судьбу их семьи держит он в своих руках. Но ей он не страшен. Напротив! Василий
Иваныч добрый и красивый, гораздо милее Николая
Никанорыча. Наверное он будет с ней еще много говорить… И она ему во всем покается сама, не дожидаясь его расспросов.
— А ваш управляющий где же? — спросила Теркина
Марфа Захаровна. — И ему бы чаю предложить.
— Он еще не вернулся из лесу, — ответил Теркин.
