Он еще издали «воззрился» в Надю, первый подошел, попросил Заплатина представить его.
Нельзя же было не познакомить! Элиодор, сейчас же распустив свой павлиний хвост, пригласил присесть, начал угощать Надю, расспрашивать про ее планы.
Они с ней и в публике на 'ты'.
Пятов осведомился — не сестра ли она или кузина, и Надя тотчас же объявила, что они — жених и невеста.
— Вот видите, какой Заплатин скрытный! — вскричал
Элиодор. — Мы с ним старые товарищи, а он — молчок!
Хоть бы какой намек на то, что он у себя там нашел свою судьбу!
И в следующем антракте Элиодор опять поймал их.
Надя нашла его «интересным», совсем не похожим на купчика.
Он узнал, что она мечтала о новых курсах, но вряд ли удастся поступить.
И до тех пор Пятов не отстал от них — они даже опоздали на последний акт, — пока не взял слова с Нади, что она как-нибудь на днях «удостоит» его посещением, вместе с женихом.
— Вот когда Заплатину нужно будет ко мне, насчет работы — и пожаловали бы с ним вместе позавтракать.
И, обращаясь к нему, он добавил:
— Только накануне, голубчик, дайте мне знать.
Заплатину было сильно не по душе, что Надя согласилась, а она, после театра, когда они возвращались на извозчике, стала ему говорить:
— Ты на него слишком уже строго смотришь, Ваня. Он вовсе из себя не корчит хозяина… принципала, как ты называешь. Тон с тобой совсем товарищеский. И такая прекрасная работа. Ее на улице не найдешь.
На другой день она вернулась к знакомству с Элиодором и спросила его:
— А разве ты, Ваня, не мог бы позволить мне взять на себя что-нибудь из твоей работы?.. Переводить отрывки, которые ты отметишь полегче.
— По-английски ты не знаешь.
— Ведь будут выписки и с других языков?
А когда она получила отказ по курсам — Надя опять заговорила о том, — с какой бы охотой она стала ему помогать.
— Пока мы решим, как мне толковее провести зиму — это было бы самой подходящей работой.
Он ничего не возражал. Может, он и сам бы ей предложил попробовать себя в переводах тех отрывков, какие он давал бы ей; но для него точно кол в горле было это знакомство с Элиодором и приглашение его пожаловать к нему 'откушать'.
Третьего дня она ему напомнила:
— Когда же мы к твоему Элиодору? Неловко так оттягивать.
Он должен был дать ей слово, что напишет ему в тот же день.
Сегодня он весь сам не свой с утра. В двенадцатом часу он должен зайти за Надей и везти ее туда, на Садовую, за Илью Пророка, в хоромы своего однокурсника-принципала.
Надя объявила хозяйке, что остается у нее только до конца месяца. На курсы она не попала, стало быть, нет ей и никакого резона подчиняться разным строгостям этого «полуобщежития» — как она называла эти комнаты.
А тем временем она подыщет себе что-нибудь поблизости.
Ее отец дал ей 'carte blanche'. Если она и не попадет па курсы — пускай осмотрится и выберет себе, что ей 'по душе'.
Он нашел Надю в большом туалете. Никогда еще не видал он ее такой нарядной. Видно было, что и своей прической она занималась, как никогда.
— Вот ты как расфрантилась! — не воздержался он.
— А тебе это не нравится? С какой же стати очень прибедниваться? Он все-таки купец. Таким надо показывать, что в их капиталах не нуждаются!
— Но вообще… я не вижу большого смысла во всем этом.
— В чем, Ваня? В моем знакомстве с Пятовым! Ха, ха! Да мы не ревнуем ли?
— Вовсе нет.
Он немного покраснел.
— Ты не знаешь этого народа. Это не что иное, как желание обласкать… в покровительственном духе.
— Вовсе нет! Как тебе не стыдно? Человек узнал, что я — твоя невеста. Ты с ним товарищ… Что же может быть естественнее?
— Но он живет не с матерью, а один, на холостой ноге.
— Так что ж из этого! Ваня, я тебя не узнаю… Ты точно классная дама какая-то… Право! А если б кто из твоих товарищей пригласил нас к себе чайку напиться — разве бы ты стал разбирать: женат он или нет?
— Большая разница — в оттенке.
— Ты опять скажешь: принципал, патрон, хозяин! Но ведь этого же нет. Если хочешь правды — ты с ним гораздо больше держишь себя — знаешь, как у нас говорят — 'неглиже с отвагой', чем он. На его месте я бы давно обиделась.
— Это необходимо! Это — моя система. Пойми ты это.
— Понимаю… Но все-таки нет причины, Ваня, ему манкировать.
— Человек сильный в губернии! Ха, ха!
Возглас был с язвой. Он в первый раз поймал себя на этом и, боясь, чтобы не вышло опять неприятного спора, стал торопить Надю ехать.
Дорогой они мало говорили.
И похоже было на то, что они немножко дуются друг на друга.
Когда стали подъезжать к тем местам, где дом Пятова, Заплатнп называл ей разные «урочища»: он всегда употреблял этот термин, говоря о разных характерных местностях Москвы.
— Видишь… бельведер-то высится в воздухе? — указывал он ей рукой, когда они выехали на Садовую. — Это и есть палаты Элиодора Кузьмича Пятова.
— Что же! Красиво! И как стоят живописно! Неужели он один занимает такой дом!
— Один… Маменька где-то спасается.
— И ни сестер, ни родственниц?
— Никого.
— Обыкновенно ведь в таких богатых домах живут всякие старушки в задних комнатках.
О купеческих повадках Надя не стеснялась шутить с Заплатиным, как бы не считая его купцом. Да и в их городке на его мать смотрели как на «образованную» и помнили, что она была чиновничья дочь.
Но ее отец и все их знакомые любили пройтись насчет купеческих нравов.
Здесь, в Москве, такие вот «купчики-голубчики», как хоть бы этот самый Элиодор, — совсем другого сорта. Видно, что они давно начинают ставить себя 'на линию дворян'.
И этот первый визит в «хоромы» Пятова немного волновал Надю.
Когда их извозчичья пролетка въехала в ворота и поднялась к барственному подъезду, — она ощутила стеснение; но не желала ничем выдать себя ни перед женихом, ни перед хозяином дома.
В таких «хоромах» она еще не бывала. В губернском городе самые роскошные дома, куда она попадала, были
Дворянское собрание, губернаторский дом и дом самого большого местного богача, где она, в зале, что-то продавала на благотворительном базаре, тотчас по выходе из гимназии.
Ливрейный швейцар почтительно снял с них верхнее платье. Видно было, что ему был уже дан приказ насчет приглашенных к завтраку 'особ'.
И на верхней площадке лакей в белом галстухе растворил дверь и попросил их в кабинет
