какую «нагрузку» — на каждый гектар угодий, на каждый кубометр земных недр — оставляет теперь настоящее будущему.
Как же в действительности тяжелеет эта «ноша»?
Возьмем полезные ископаемые. Скажем, топливо. Его добыча растет. Но еще быстрее увеличиваются его разведанные запасы.
В СССР население увеличивается на 1 человека секунд за 10 и в 1973 году перевалило за 250 миллионов. Перед революцией оно было 150-миллионным (округленно, конечно). Его плотность, а с ней и «нагрузка» (на одну и ту же площадь нашей территории) резко выросли. Топлива всех видов мы извлекаем из недр в десятки раз больше, чем в 1913 году. Но еще выше темпы, какими прибавляются к уже известным его ресурсам новооткрытые. Крупномасштабные геологические изыскания, предпринятые за годы Советской власти, в корне изменили представления об этих сокровищах.
До революции о своих газовых богатствах Россия, по существу, не знала. В СССР незадолго до войны их оценивали уже солидными цифрами — 1,2 триллиона кубометров. Недавно выяснилось, что это вдесятеро меньше, чем найдено в одной только Якутии. И в 25 раз меньше, чем в Западной Сибири.
Установлено, что СССР имеет примерно половину ресурсов газа, 55 процентов угля, 60 процентов торфа.
Как свидетельствует академик А. Сидоренко, министр геологии СССР, по многим видам полезных ископаемых мы разведали не более 5 процентов от их возможных (прогнозных) запасов.
Конечно, не все страны столь щедро одарены природой, как наша. Неспроста во многих из них все чаще говорят о сырьевом голоде, энергетическом кризисе. Но тем нужнее самое «дальнобойное» прогнозирование, которое выявляет и уточняет потребности человечества и возможности удовлетворить их. Если же тревога действительно обоснована, то разговор о ней в полный голос лишь поможет сосредоточиться на проблемах. Чтобы сделать все необходимое для их заблаговременного решения, чтобы они не застали людей врасплох.
Да, общество в долгу не только перед уходящими поколениями. Оно ведь не может жить лишь сегодняшним днем! Думая же о работниках, оно одновременно печется об их смене — не менее заботливо, чем о них самих. Не забывает даже о еще не родившихся поколениях, заранее готовя им, что называется, самый радушный прием, самые благоприятные условия воспитания. Вспомните, какое внимание уделяется у нас рождаемости, охране материнства и младенчества в каждой пятилетке, в наших планах и программах, рассчитанных на более отдаленную перспективу.
Ну а дети наших детей, внуки наших внуков? Те, кто появится на свет через многие десятилетия, через века? Разве они только потребители, «едоки», которые пожалуют к столу на все готовое? Разве это не грядущие созидатели, продолжатели нашего дела? Им предстоит еще больше умножить накопленное ныне богатство. На них ляжет забота и о наших внуках, которые к тому времени будут дедушками и бабушками. О своих далеких потомках.
Это вечное движение — не только в смене поколений, но и в их делах, вкладе в наследие предков, которое снова и снова передается потомкам.
Не очевидно ль, что близорукость в подходе к этой извечной эстафете напоминала бы патологическую, мягко выражаясь, беззаботность маркизы де Помпадур?
— Но чем «дальнобойней» прогноз, тем меньше его точность! И тем больше вопросов без ответов. Вот, например, «эстафета поколений» — вечна ли она? Мы должны думать о потомках, подразумевая, что они будут, что их обществу не грозит гибель. А разве человечество бессмертно?
— Энгельс писал, что «время жизни существ, сознающих себя и природу, отмерено столь же скудно, как и то пространство, в пределах которого существует жизнь и самосознание». Но у нас есть уверенность, продолжает он, что материя «с той же самой железной необходимостью, с какой она когда-нибудь истребит на земле свой высший цвет — мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время».
В начале 60-х годов профессор фон Хорнер (ФРГ) со всей возможной точностью отмерил век технически развитой цивилизации. По его подсчетам, получалось что-то около 6500 лет. В среднем. А коли так, значит время ее жизни может оказаться и еще короче.
По Хорнеру, разумным существам, вступившим в «технологическую эру», грозит несколько вполне реальных опасностей. Прежде всего катастрофа — военная или какая-либо иная (скажем, космическая). Она способна уничтожить всю и всяческую жизнь на планете, что якобы может случиться в пределах каких- нибудь двух веков. Либо только высокоорганизованную, что гораздо вероятней и ближе по срокам (в пределах 50 лет).
Ну, а ежели удастся избежать массовой гибели? Не исключено, говорит Хорнер, физическое или духовное вырождение и вымирание (в границах 30 тысячелетий). Но еще раньше (в рамках 10 тысячелетий) может утратиться интерес к науке и технике, что опять-таки чревато губительными последствиями…
Проанализировав эти наукообразные спекуляции, профессор Шкловский показал их субъективность и несостоятельность. Спору нет, существование технически развитой цивилизации ограничено во времени. Такова диалектико-материалистическая закономерность. Но подобные «прогнозы» — с явным тяготением к «архиконкретности», к «сверхточности», к «глубокой философии на мелком месте» — он называет беспочвенными.
Возражая тем нынешним исследователям, которые стоят за «короткую» и даже «очень короткую» шкалу времени жизни для технологически развитой цивилизации, советский ученый предлагает «пересмотреть вопрос в связи с поразительными успехами кибернетики, автоматики и молекулярной биологии».
В самом деле, рано или поздно прогресс науки приведет, вероятно, к созданию искусственных высокоорганизованных разумных существ. В частности, таких, которые способны к многотысячелетней жизни, к сверхдлительным космическим перелетам, контактам с далекими инопланетными собратьями. И тогда цивилизации станут, по-видимому, намного долговечней: шкала времени их технологического развития приблизится к космогонической (миллиарды лет).
Перспективы сверхдолголетия, на сей раз не для отдельного индивидуума, но для всего человечества, обсуждаются многими учеными. Так, профессор Ф. Дайсон (США) выдвигает такую идею. Общество сделалось бы неистребимым, бессмертным, если бы некоторые его представители эмигрировали в заоблачные края и небольшими уединенными группами нашли приют на необитаемых пока островках в океане вселенной. Например, на бесчисленных астероидах.
Допустим, разразится катастрофа, которая погубит всех, кто не захотел покинуть свою планету. Беженцы в космос остались бы целы и невредимы. Иные из них могли бы рано или поздно вернуться на Землю, дабы взять на себя миссию Адама и Евы. Благодаря таким репатриантам род людской восстанавливал бы себя в прежнем количестве и качестве вопреки любым катаклизмам.
«Что могущественнее человеческого разума? Ему — сила, власть и господство над всем космосом». Так говорил Циолковский.
— Итак, новые виды на будущее для всего человечества? А настоящее человека с его 70-летней средней продолжительностью жизни? Разве иначе выглядят оно на этом фоне? Даже 300 лет и то миг в сравнении с миллионами веков.
— Разве не очевидно, что в сверхдолголетии общества увековечивает себя я личность, сколь бы скоротечным ни было ее существование? Да и жизнь, как известно, ценится не за длину, но за содержание.
— Длина несколько увеличилась. А изменилось ли содержание хоть на йоту?
— Весьма заметно. Впрочем, судите сами.
Много это или мало — 70 лет? На первый взгляд и впрямь мгновение, какой бы шкалой мы ни
