Через пару уроков один из студентов принес пианистке от руки страницу нот.
— Один мой товарищ, ученик консерватории, — объяснил он, — записал для меня этот мотив, слушая его по радио из Будапешта. Если он записал не совсем правильно, вы уж сами подгоните, чтобы было гладко.
Она 'подогнала'. Потом еще кто-то принес написанные от руки ноты, и вскоре она выбросила 'Румбу' из своего репертуара.
На этих танцах я познакомилась, а потом и подружилась с женой доцента университета Екатериной Ивановной. Она, по-видимому, моего возраста, и у нее тоже маленькая дочка Соня, на год старше Наташи. Екатерина Ивановна хорошенькая, очень похожа на куклу. Она учится на последнем курсе педагогического института и по окончании собирается работать в школе второй ступени. Сережа встречался с ее мужем Антоном Павловичем в университете и находит его симпатичным, так что мы начали ходить друг к другу. К сожалению, они жили очень далеко, на другом конце города, и мы не могли встречаться так часто, как нам хотелось бы.
Екатерина Ивановна и Антон Павлович очень нежная пара, и мне иногда бывало смешно смотреть, как они ухаживали друг за другом. Как-то мама прислала нам из станицы большую индейку, и мы пригласили их на обед, помочь нам расправиться с птицей. За обедом они, не дожидаясь приглашения от меня или Сережи, все время угощали друг друга:
— Катя, возьми еще кусочек, ведь ты любишь кушать птичку.
— Ты сам, Антоша, кушай, мы давно не ели такой замечательной индейки!
Я с трудом удерживалась от смеха.
Несмотря на такую их удивительную сентиментальность, у нас нашлось с ними очень много общего. Антон так же, как и Сережа, увлекается научной работой и у них общие интересы, а я и Катя всегда охотно говорили о проказах наших дочерей, а рассказать, особенно мне о Наташе, всегда было что.
После того как было покончено с индейкой и мы допивали бутылку вина, я начала свою любимую тему:
— Знаете, что вчера сделала Наташа?
— Что-нибудь забавное?
— Забавным нельзя назвать, но интересно. Когда я возвратилась с работы, Давыдовна была страшно возбуждена и немедленно стала жаловаться:
— В. А., мне все трудней и трудней смотреть за Наташей, прямо нельзя теперь с нее спускать глаза! Мы гуляли во дворе и я оставила ее на минуту одной, пошла посмотреть в комнату на суп и, когда возвратилась, увидела, что Наташа держит у себя на груди под шубкой что-то. И вы знаете, что? Дохлую крысу!!
— Почему же она нянчила дохлую крысу?
— Расспросите ее сами.
Я позвала Наташу и спросила:
— Ты почему играла с дохлой крысой? Что у тебя, мало игрушек?
— Мама, она не была дохлая. Она была замерзшая, и я хотела отогреть ее и возвратить к жизни своим дыханием.
— Боже мой! Откуда ты это выдумала?
— Я и не выдумала, мама, ведь отогрела же Дюймовочка[2] своим дыханием замерзшую ласточку, я тоже хотела отогреть мышку, это была мышка, а не крыса!
— Это была крыса, старая облезшая крыса! — сказала Давыдовна. Кто-то убил крысу и выбросил ее во двор. На морозе она окоченела, а ты подобрала ее отогревать!
— Ну и ну! — сказал Антон Павлович. — Ведь она могла подхватить что-либо очень плохое от дохлой крысы, крысы часто дохнут от чумы.
— Конечно, но что же сделаешь?
Екатерина Ивановна взволновалась:
— Как легко можно подсказать ребенку опасную идею! Недавно я слышала, мама рассказывала Соне сказку о злой мачехе, знаете, в которой мачеха довела Машу до того, что та пошла и бросилась в колодец, чтобы утопиться с горя, но вместо того, чтобы утонуть, Маша на дне колодца нашла волшебное царство.
— Я знаю эту сказку.
— А у нас во дворе есть колодец с очень низким срубом! Ведь и Соне может прийти в голову идея броситься в колодец, чтобы попасть в волшебное царство. Завтра же попрошу папу сделать на колодце крышку с запором.
— А до этого предупреди маму, чтобы она не спускала глаз с Сони, — сказал Антон, — рассказываешь сказки и забываешь, что детишки-то все принимают за чистую монету!
Я знала, что у Давыдовны есть два сына, один студент, а другой еще мальчик, но где они живут и почему мать не живет с ними, она не говорила.
Однажды она меня спросила:
— В. А., разрешите мне пригласить сюда моего сына, когда вас не будет дома.
— Пожалуйста, а что он, приехал повидать вас?
— Он приехал на несколько дней и остановился у знакомых.
Пришедши однажды домой со службы, я застала ее сына еще у нас. Маленький, невзрачный на вид молодой человек лет девятнадцати. Вид у него очень самоуверенный. Давыдовна с гордостью представила его мне.
— Надолго приехали? — спросила я у него.
— Нет, завтра уезжаю обратно.
— А далеко вам ехать? Где вы учитесь?
— Ехать довольно далеко. Я учусь в строительном техникуме, в следующем году кончаю.
Он не назвал города, где учится.
— Что же, вы тогда возьмете к себе мать?
— Тогда будет видно.
— Вы привезли с собой братишку?
— Нет.
— Жаль, что не привезли, мать скучает, ей хочется его повидать.
— Повидает, еще больше скучать будет. Так лучше, если она его не видит.
— А с кем же он там остался?
— В приюте.
— В приюте?!
— Да, он живет в приюте, в том самом городе, где я учусь, я его часто навещаю, а когда кончу и получу работу, я возьму его жить к себе.
— Бедный мальчик! Почему же вы его взяли от матери, если вы сами не можете смотреть за ним?
— Мать не сможет воспитать его правильно.
— Как это правильно?
— В коммунистическом духе.
Мне молодой человек сделался неприятным, и я ушла в другую комнату. Через несколько минут они ушли.
Когда Давыдовна возвратилась с заплаканными глазами, я ее спросила:
— Как же это вы отдали ему ребенка? Сколько Александру лет?
— Семь. Я не отдавала Александра, он его у меня украл. Приехал на каникулы после смерти отца, а когда уезжал, забрал брата. Он раньше учился здесь, в Ростове. Через некоторое время я поехала их навестить, а мне в техникуме сказали, что он уже не учится у них, в уехал в другой город. Потом я получила от него письмо, он написал, что перевелся в Сибирь и Александр с ним. А теперь вот приехал один… — она заплакала.
— Почему это он считает, что вы не можете воспитать сына правильно?
— Он говорит, я малограмотная и политически неразвитая.
