— Знаете, Давыдовна, он у вас какой-то странный. За политическим образованием следит школа; да и у малограмотных матерей бывают очень образованные дети, я могу вам привести сотни примеров тому. Я бы посоветовала вам потребовать Александра через суд.
— Нет, я не хочу поднимать скандала, а потом, может быть, и правда, лучше братьям жить вместе. Ведь Михаил (старший сын) очень умный, у него хорошая голова на плечах и он добрый, вот видите, приехал повидать меня, говорит, соскучился.
Мне сын Д. не показался ни умным, ни добрым, а приехал он, скорей всего, чтобы повидаться с товарищами, с которыми учился раньше, или со знакомой девицей.
Вечером Сережа пришел домой и говорит:
— Валя, ты знаешь, что Ойстрах и Оборин дают концерты в Ростове?
— Знаю, мне хотелось бы пойти послушать.
— Я купил билеты на субботу. Мы пойдем вместе с Еленой Сергеевной, она просила меня купить билеты ей и ее мужу.
Елену Сергеевну, сотрудницу на кафедре Сережи, я не особенно люблю. Она дочь и внучка профессора и сотрудники немного ее баловали. Мне она казалась капризной. Они с мужем и сыном одних лет с Наташей жили недалеко от нас. и Е. С. показывала не один раз, что хотела бы подружиться более тесно с нами: она часто приглашала Наташу играть со своим сыном, заходила к нам 'запросто' одна или с мужем по вечерам и приглашала нас к себе. Я отлично видела, что она может быть интересным и приятным другом, а ее сын, воспитанный и умный мальчик, хорошей компанией для Наташи, но у нее был недостаток, который я не могла переносить: она страшная кокетка и, что самое неприятное, она особенно усердно кокетничала с Сережей. У нее красивый и очень приятный муж, живут они, по-видимому, между собой хорошо, и мне было совершенно непонятно, почему она так упорно добивается внимания других мужчин.
Сереже они нравились. Он уверял меня, что особое внимание к нему Е.С. — плод моего воображения, но я была уверена, что у нее есть какие-то свои намерения. Мне бывало неприятно, когда иногда, придя домой со службы поздно, усталой и не в лучшем своем виде, я находила ее у нас дома — веселую, кокетливую, нарядную, почти всегда в сильно декольтированном платье. Она всегда носила сильно открытые платья и зимой и летом, несмотря на то, что кожа на плечах и шее у нее была нехорошей.
Она рыжеватая блондинка, довольно хорошо упитанная и покрытая множеством веснушек. Я бы на ее месте такие плечи и шею закрывала, а не выставляла напоказ! Вот и теперь, придя на концерт, мы увидели, что Е. С. надела светло-зеленое шелковое платье с декольте чуть ли не до пояса.
Игру Оборина и Ойстраха все мы часто слышали по радио, но увидели их впервые. Внешность Ойстраха меня разочаровала. Совсем еще молодой человек, ему, кажется, лет двадцать семь, он уже обладатель довольно заметного брюшка. Оборин, красивый и стройный, в хорошо сидевшем на нем фраке, похож на картинку из модного журнала. Ойстрах тоже был во фраке, но белый жилет подчеркивал его живот.
Концерт закончили Крейцеров ой сонатой. В исполнении первоклассных мастеров и скрипки Страдивариуса впечатление от сонаты было необыкновенно сильным.
Елена Сергеевна пригласила нас после концерта к себе на ужин. С помощью прислуги она быстро приготовила и поставила на стол хороший, аппетитно выглядевший ужин: балык, холодного цыпленка, икру, сыр и вино. После прогулки — мы возвращались после концерта пешком — у нас оказался волчий аппетит.
Квартира Е. С., состоявшая из трех комнат, большая, но страшно загроможденная мебелью, безделушками, картинками. Я как-то спросила ее: откуда у нее так много старинных вещей? И она рассказала, что в их семье, со стороны матери, три поколения имели только по одному ребенку. Она не сказала, но я видела, что эти три поколения были довольно богатыми.
Сначала мы заговорили о Крейцеровой сонате. С тех пор как Толстой написал свою, спорную, повесть, поколения русских обсуждают его выводы, сравнивая их со своими впечатлениями. У меня музыка очень редко вызывает определенные чувства. Слушаешь оркестр и в голове появляются какие-то образы, отрывки воспоминаний, приятные или страшные, а часто душа как бы играет вместе с оркестром, подчиненная чужой воле. Особенно сильно впечатление от музыки, когда видишь дирижера; я тогда жду звука, который появится за движением его руки или палочки, и как радостно, когда звук отвечает ожиданиям.
Елена Сергеевна, которая сама хорошо играла, говорила:
— Я согласна с выводом Толстого. Если партнер хороший, всегда кажется, что он разделяет именно такое же, как и твое, переживание, и это вызывает близость.
Потом разговор перешел на музыку вообще — танцевальную, военную, — а я вспомнив, что в другой комнате висит батальная картина, которую я заметила раньше, но не успела рассмотреть, пошла ее посмотреть.
Рассматривая на стене висевшие букетом миниатюры, я отвлеклась от участия в разговоре и в выпивке, но потом, заметив, как весело они смеются, присоединилась к ним.
Тема разговора меня удивила. Е. С. рассказывала, что она не любит на своем теле одежды, она говорила, что надевает всегда только минимум, чтобы укрыться от холода зимой, а летом только столько, чтобы было прилично. А спит она всегда без одежды, совсем голая! Сережа и ее муж весело смеялись, отпуская всякого рода рискованные замечания. Вино и недавно прослушанная музыка обострили чувства и развязали им языки. Я думаю, что если бы не мое присутствие, она определенно продемонстрировала бы им свою приверженность к наготе. Мужчины сильно подбивали ее на это.
Вспомнив, как мне рассказывали, что вскоре после революции во многих больших городах на людных улицах ходили группами голые мужчины и женщины с плакатами 'долой стыд', я спросила ее, присоединилась ли она бы к ним, если бы они появились теперь?
— Нет, они ходили с агитационными целями, а я не люблю агитации, считая ее насилием над чужой волей.
— Да и опасное это было дело, — заметил ее муж, — их очень часто забрасывали гнилыми помидорами и яйцами. Я видел одну такую группу, так им не дали пройти и пары кварталов, прогнали, бросая в них всякий сор и нечисть.
— А что, были они красивые?
— Конечно, красивые, кто же покажется иначе нагишом?
10
Сегодня ко мне в контору вошел, довольно неуверенно, молодой человек лет тридцати и, подошедши к моему столу, сказал:
— Здравствуйте, пришел с вами познакомиться, меня зовут Стрючков, Яков Петрович. Я теперь работаю здесь на мельнице дежурным по смене.
Я знала, что один из наших сменных мастеров пошел в военные лагеря, но так как он уходил только на три месяца, я не ожидала, что будут брать ему заместителя. Обыкновенно в таких случаях мастера заменял старший рабочий.
— И давно вы у нас работаете?
— Вторую неделю. Меня приняли временно, но я надеюсь остаться постоянно.
— Я на мельнице бываю очень редко, они там обходятся без технической помощи.
— Конечно, обходятся! Мельница, я думаю, лет тридцать работает без единого технического изменения и усовершенствования, только изношенные части заменяются.
— Вы откуда приехали?
— Из станицы Раздольной. Я там работал на мельнице, а теперь вот захотел перебраться в центр, в Ростов, но оказывается, найти работу по специальности здесь не так-то легко.
— Какая у вас специальность?
— Техник-мукомол, кончил техникум в Армавире.
Я вспомнила: главный инженер треста несколько раз говорил, что у нас на мельнице очень
