выставку пригласили... – Она покраснела – явно была смущена чем-то.
– Кто пригласил?
– Неважно...
– На какую выставку? Что за выставка?
– «Изящная палехская миниатюра»! – так называется.
– А кто пригласил? – привязалась я.
– Я же сказала – неважно!
– А я-то думала, что мы с тобой подруги, думала, между нами никогда не будет секретов, – заканючила я, передразнивая ее.
– Ну, Юра Макашов! – выпалила она. – Что, легче стало?
– Который мне голую гипсовую бабу подарил?
– Он самый. Это у него, кстати, выставка.
– А как он тебя нашел?
– А чего меня искать-то?! Позвонил Ленчику, тот ему мой телефон дал.
– Обалдеть! – Я действительно в этот момент потеряла способность соображать. Неужели в маминой жизни появился тот самый Юрик Макашов, который был влюблен в нее до беспамятства, все пытался ее, обнаженную, запечатлеть на века, а когда, отдыхая в Палехе, мамаша поменялась с тетей Лидой ботинками и стерла в кровь все ноги, он ее два километра до дома нес?! – Мам! А он женат?
– Прекрати!
– Что тут такого? Спросить нельзя?
– Не женат.
– А дети есть?
– Отвяжись.
– Не-е, ну правда, – ныла я. – Слушай-ка, а я, случайно, не его дочь?
– Ты что, с-совсем, что ли, с ума с-сошла?! – Мама даже заикаться начала от моих фантастических подозрений, но я, применив сей отвлекающий маневр, добилась своего – Варфику было разрешено появиться у нас дома в мамино отсутствие. Бабушке мы вовсе говорить ничего не стали, дабы избежать лишних сцен и истерик.
Тринадцатое и четырнадцатое сентября – безжалостно вычеркнуты из жизни, как бездарно прожитые.
Пятнадцатое! Наконец-то!
С самого утра наша квартира стала похожа на сумасшедший дом – мама не знала, в чем пойти на выставку, и металась от зеркала к гардеробу, я сидела у телефона, не сводя с него глаз.
Наконец мамаша оделась и, велев мне вести себя благоразумно, выпорхнула из дома в состоянии крайнего возбуждения и нервозности, связанного не иначе как с недовольством своим внешним видом.
Через час после ее ухода телефон все же зазвонил – весело и призывно. Я схватила трубку.
– Дуняша?
– Да, Варфик, это я, я! – сдавленным от волнения голосом, писклявым от напряженного ожидания и боязни, что любимый принц мой может не позвонить, пролепетала я.
– Красавица! Я почти у твоего дома! Из телефонной будки звоню!
Спустя еще полчаса он появился передо мной с охапкой пурпурных крупных гвоздик на длинных ножках. Я замешкалась, засуетилась, заметалась – кончилось тем, что я уронила гвоздики в коридоре. Мы оба сели на пол и принялись их собирать. Воткнули их в самую большую, какая только имелась у нас в доме, вазу. Потом я едва было вместе с вазой не грохнулась. Странное чувство овладело мною – мне не верилось, что все происходящее – явь. Показалось даже, что и месяц, проведенный у моря, в приземистом домике с плоской крышей и увитой виноградом верандой, тоже был сном – прекрасным, волшебным, фантастическим. «Не могло со мной произойти подобного чуда!» – даже такая мысль пронеслась в моей голове.
– Да что с тобой, Дуняша? Ты как будто отвыкла от меня? – И Варфик посмотрел мне в глаза. – Или разлюбила?
– Нет! Что ты! – с жаром запротестовала я. – Просто мне сейчас вдруг почудилось, что ты – сон, то есть ты снишься мне. И море, и месяц, проведенный у вас дома, – все сон, потому что я такого подарка судьбы не достойна!
– Почему?
– Не знаю. Я так чувствую, что не достойна.
– Ты себя недооцениваешь! Тебе надо с этим бороться! А где кольцо? Почему ты его не носишь?
– Я спрятала... От мамы... Бабушки... Чтобы лишних вопросов не задавали.
– Ты точно разлюбила меня. – Он подозрительно смотрел на меня.
– Нет! Как ты не прав в моем случае! Как не прав! – Я стояла перед ним, заламывая руки, щеки мои горели, губы были сухими, и слова произносились мною словно в бреду каком-то, в лихорадке. – Я приехала в Москву сама не своя, совсем другая, понимаешь? Все изменилось во мне, все я стала воспринимать иначе, видится мне все иначе – не как прежде! Самые пустячные вещи! Вон тот тополь, смотри! – И я указала на тополь с листвой цвета недозрелого лимона. – Я раньше его даже не замечала! Прожила тут десять лет – и
