не обращала на него никакого внимания, а ведь он всегда тут был! Всегда! Не мог же он за мое отсутствие вырасти? За месяц всего! Не мог, – ответила я сама себе и, замолчав на минуту, продолжила: – Так вот, как только я приехала, я все время только и делала, что вспоминала каждый день, проведенный с тобой, – по минутам, начиная с того момента, как увидела тебя впервые – на веранде, под увитым виноградом потолком с тяжелыми, налитыми янтарно-оливковыми лозами, с утюгом в руке. Знаешь, я тогда испугалась тебя и этого утюга. Мне вдруг показалось, что ты как возьмешь да и запульнешь им в меня! Вспоминала каждую мелочь, любое ощущение переживала заново тысячу раз – раскаленный песок под ногами, плеск волн, прикосновение твоих губ... Свой первый поцелуй никак не могла забыть! Это же был мой первый поцелуй, тогда, по дороге к морю! Глупо, наверное, что я тебе говорю сейчас все это! Боже мой! Как, наверное, это выглядит глупо! Девушкам такое нельзя говорить! – ужаснулась я, но остановиться не могла и все рассказывала, признаваясь в том, в чем не следовало, быть может, признаваться. – А как я ждала твоего письма! Я несколько раз в день бегала вниз по лестнице, как сумасшедшая, проверить, нет ли письма, но ты все не писал и не писал... И я испугалась – так вдруг испугалась, что ты вовсе мне не напишешь, что жить дальше не хотелось, потому что никого прекраснее, интереснее и любимее тебя у меня теперь нет!.. – Я, наконец, замолчала – выбилась из сил, доказывая его неправоту по отношению ко мне.
– Бедная, бедная моя Дуняша! Я писал тебе и думал, что письмо уже дошло, но не тут-то было – мамаша перехватила его! Это я виноват. Нужно было съездить в город и отправить его с почты, а я отдал его в руки нашему почтальону, мамашиному знакомому.
– Я не поняла, она что, твое письмо перехватила? – изумленно спросила я, и Варфик кивнул:
– Ага, я потом нашел его у нее – в нижнем ящике комода.
– А ты бабушку с дедом видел? – вдруг опомнилась я.
– Нет еще. Мне надо скоро идти, предков в объятия заключить и на поезд успеть.
– А когда поезд? – испуганно спросила я.
– Через два с половиной часа.
– У нас совсем нет времени! – ужаснулась я и снова затараторила: – Ты мне из армии пиши, я тебя обязательно дождусь, – а он уверял меня, что, как только вернется, сразу женится на мне – плевать он хотел на Хатшепсут, и мало ли что его родители наобещали ее родителям – это их дело!
За разговорами, за горячими, многочисленными торжественными признаниями, обещаниями и клятвами, которые сводились к одному и тому же – к заверению в вечной любви и верности, время шло себе и шло, безучастное и абсолютно равнодушное к нам, и дошло, наконец, до того, что нам с Варфиком нужно было немедленно оторваться друг от друга и плыть отныне каждому в своем направлении.
Принц поцеловал меня на прощание. И поцелуй этот был похож на тот – самый первый. Все внутри меня, как и тогда, на море, перевернулось, будто с ног на голову встало, мысли утончились и, превратившись в туманную дымку, заполнили мозг, голова закружилась, тело приятно обмякло, и все невзгоды и печали (даже то, что мы расстаемся с Варфиком на два года) были забыты в это мгновение.
– До свидания, Дуняша, мне пора, – промолвил он и собрался уходить.
– Ты сейчас куда?
– На Рогожский рынок.
– Я с тобой! – воскликнула я и вылетела вместе с Варфиком прямо в домашних туфлях.
Мы мчались по городу, как мне казалось, со скоростью света – перед глазами мелькали витрины, вереницы машин, хилые, слабые, болезненные деревья, высаженные на пятачках земли среди заасфальтированного города, люди, много людей – они толкались, злились, крича нам вслед: «Ненормальные!», «Смотреть надо!» или «Как танки прут!». Но мы не останавливались до тех пор, пока я не наткнулась на важного упитанного гражданина с усами и портфелем, который он не выпускал из рук, сидевшего посреди улицы на табурете; одна нога его исчезла в узенькой белой будке, в которой с трудом поместилось бы два человека, снизу доверху заставленной склянками из-под пенициллина самых разных цветов и оттенков – от белого до черного.
– Это краски для подкрашивания ободранных носков и пяток, – пояснил Варфик.
Чего только не было в этой микроскопической обувной лавке! И вакса, и войлочные стельки, и образцы всевозможных набоек и наклеек, и каблуки, которые напомнили мне почему-то чьи-то вывалившиеся изо рта гигантские зубы, и металлические подковки для обуви, и щетки...
– Дедушка, здравствуй! – крикнул Варфик, когда важный гражданин с усами и портфелем в руке медленно поднялся с табурета и побрел на рынок.
Из будки вылез худенький загорелый старикашка.
– У! Варфик! – радостно воскликнул он. За его спиной появилась тучная женщина, очень похожая на Арсена. Она вытолкнула наружу старика, всплеснула руками, и все они оживленно и громко заговорили на родном новоассирийском языке. Я поняла лишь одно – что тучная женщина лет семидесяти и худой загорелый старик приходятся Варфику бабушкой и дедом, к которым он заскочил проездом из Питера, дабы заключить их в объятия перед службой в армии.
– Дуняша, познакомься, это мои бабушка с дедушкой, а это – моя подруга Дуняша, – представил нас Варфик друг другу, и тут в незнакомой речи я отчетливо разобрала имена «Аза» и «Арсен». «Они, наверное, говорят, что Арсен с Азой недовольны нашей с Варфиком дружбой и что до добра это не доведет», – догадалась я, и хотя потом, когда мы ехали на вокзал, мой возлюбленный убеждал меня, что я все не так поняла, я не изменила своего мнения.
Успели на поезд чудом – еще минута, и мы бы опоздали. Варфик показал билет проводнице, торопливо чмокнул меня в щеку, крикнул:
– Пиши мне! – и скрылся в вагоне.
Я разглядела его силуэт сквозь грязное мутное стекло купе, я долго стояла на перроне, я видела, как состав покачнулся, как-то встрепенулся весь и медленно поплыл прочь – далеко-далеко, туда, где ноги ласкает теплый, почти белый песок, где зеленоватые волны с пенистыми гребешками змейкой стелятся вдоль берега, где фантастически яркое солнце заливает своими тягучими лучами лазурный небосклон... Где я целый месяц была счастлива, думая, что это еще не настоящее счастье – это только увертюра к веселому спектаклю моей райской жизни. Что само-то счастье только впереди! Но вдруг внезапно, неожиданно быстро, непредвиденно оно оборвалось, когда я была совершенно не готова к этому, не ждала от судьбы- злодейки такого вот поворота!
