менялась и картина болезни. Напряженность и веселость Ольги сменились тоскливым, угнетенным настроением.
— Вас что-то тяготит? — спросила я ее. — Вы тоскуете, озабочены и поэтому плохо спите? Поделитесь со мной, расскажите о себе. Поверьте, вам станет легче.
Ольга неожиданно согласилась. Осторожными вопросами я втянула ее в дружескую беседу. Она рассказала мне о страстной любви к мужу, о ее «преступлении» перед ним. Винила себя за недоверие к нему, унизительную слежку. Она рассказала о друзьях мужа — докторе Иване Карловиче Крофельде, его методе лечения.
Рассказ больной о таинственном посещении Львом Адамовичем квартиры Мигульского заинтересовал меня.
— Удалось вам что-нибудь выяснить?
— Да, наш общий друг Гвоздев рассеял мои сомнения. — Больная сообщила мне и ответ Гвоздева.
После беседы с больной мне было многое неясно. Почему муж больной показал мне только рецепт на акрихин, выписанный врачом поликлиники, и ни слова не сказал о лечении жены у частного врача Ивана Карловича? Скрыл и то, что он руководил ее лечением. Почему друг дома Гвоздев так неясно ответил Ольге на вопрос. Кто эти люди, с которыми она советовалась?
Надо было и мне с кем-нибудь посоветоваться, чтобы разрешить свои сомнения.
Видимо, Ольга еще не совсем выздоровела и доверять ей полностью не следовало.
В больнице секретарем партийной организации был старый, всеми уважаемый терапевт Петр Андреевич К. Я рассказала ему об этой больной, о своих сомнениях. Он сам вызвался побеседовать с больной.
На следующий день Петр Андреевич так же, как раньше Гвоздев Ольгу, спросил меня:
— Вы никому не говорили о том, что рассказали мне?
— Нет.
— Прошу вас, помолчите денек-другой и, главное, ничего не говорите мужу больной.
Непривычно взволнованный, Петр Андреевич пожал мне руку и снова направился к больной. В течение нескольких часов он внимательно исследовал мою пациентку, читал историю ее болезни, делал какие-то пометки в своей тетради. Он вызвал лаборантку, которая по его указанию проводила специальные анализы.
Волнение секретаря партийной организации свидетельствовало о том, что отравление акрихином не случайное. Эта мысль не давала мне покоя. Несколько дней я не видела старого терапевта. Но скоро он появился — как-то вдруг и рано утром, еще до моего обхода больных.
Петр Андреевич плотно прикрыл дверь кабинета и сказал:
— Муж вашей больной и его сообщники арестованы. Их разоблачению помогла наша пациентка. Они изменники Родины! Думаю, что мы будем выступать свидетелями на судебном процессе…
— Мы?
— Да, мы!
Будущее покажет
Пусть читатель представит себе невысокого, коренастого человека с густой шевелюрой каштановых волос, с бледным задумчивым лицом. Это доцент Аркадий Григорьевич Сосницкий, преподаватель литейного дела. В институт он приходил точно, минута в минуту. Его серые глаза постоянно выражают недовольство. Студенты избегают сдавать ему зачеты.
Только однажды в зачетную сессию лицо Аркадия Григорьевича озарилось улыбкой. Перед ним сидела студентка с пушистой светлой косой и, не опуская своих синих глаз, смело отвечала по экзаменационному билету. Маленькая загорелая рука уверенно выводила мелком формулы на черной доске, а экзаменатор невольно останавливал взгляд на стройной фигурке девушки.
В зачетной книжке студентки стояли пятерки. Доцент без колебания поставил ей пять и особенно красиво расписался.
В этот день к экзаменуемым студентам Аркадий Григорьевич был не так строг и формален, как обычно. Теперь везде он стал замечать синеглазую с пушистой косой девушку. Студентка мелькала перед ним на зачетной сессии, в аудитории на его лекции, у подъезда института.
После встречи с Ниной Лариной его охватило такое настроение, словно он попадал в солнечный луч. Да и что в этом удивительного? Правда, ему уже тридцать четыре года, но выглядит он значительно моложе.
Однажды, проходя по бульвару на Чистых Прудах, Аркадий Григорьевич еще издали заметил на скамье Нину Ларину. Она читала книгу и коса ее спадала до колен.
Аркадий Григорьевич направился прямо к ней.
— Здравствуйте! — сказал он особенно вкрадчивым и красивым голосом. Девушка кивнула головой и радушно улыбнулась.
— Вас, кажется, зовут Ниной? — спросил он, хорошо зная, что ее зовут именно так.
— Да.
Аркадий Григорьевич уверенно завладел вниманием девушки, как завладевал слушателями на лекции.
— Вы, так усердно читаете, что, верно, и в кино не ходите? — спросил он.
— Некогда… Все занимаюсь.
— Хотите, пойдем сегодня на «Веселые звезды»? У меня есть билеты… — неожиданно для себя солгал Аркадий Григорьевич.
— Хорошо, — просто согласилась девушка и встала, чтобы идти в институт.
Назначив свидание у кино «Ударник», Аркадий Григорьевич расстался с Ниной и молодцевато впрыгнул в отходящий автобус. Справившись с делами, он заехал домой, побрился и, пригладив свои густые брови, вдруг вспомнил, что билетов в кино у него нет. Надо было торопиться. Однако Аркадий Григорьевич выехал только тогда, когда тщательно разгладил электрическим утюгом складку своих брюк.
В кассе все билеты уже были проданы…
— А я вам, гражданин, говорю третий раз… билетов нет и не будет, — ответила кассирша, и деревянное окошечко захлопнулось перед самым носом расстроенного доцента.
— Вот так вагранка! — вслух произнес Аркадий Григорьевич и вышел к подъезду кино.
— Дядя… а дядя… купи три билетика, только сразу, а то мне некогда… Я хотел идти с братьями, но нам некогда. — произнес какой-то мальчишка.
— Чего тебе?! — сердито буркнул Аркадий Григорьевич, но вдруг сообразил, что речь идет о билетах в кино.
— На «Веселые звезды»?
— Да… Вы только не кричите. Пойдем за уголок к мосту…
Аркадий Григорьевич пошел вслед за мальчиком.
— Ты говоришь, три билета стоят пятнадцать рублей, но мне вовсе не надо трех билетов… Ты продай мне только два…
— Не желаете, не надо… Я лучше их сюда брошу…, сказал мальчуган, указывая на урну, и, презрительно сплюнув, отошел.
— Стой! Возьми, грабитель, — произнес Аркадий Григорьевич, вынимая деньги и отсчитывая десять рублей.
— Не выйдет, дядя… Мне нужно сразу продать три билета… Я сколько стоял… Да вот возьму и совсем не продам и все тут… — вдруг рассердился мальчуган.
— Да ведь ты заставляешь меня брать лишний билет! Вот я тебя к милиционеру потащу.
— За что? — смущенно сказал мальчик, крепко сжимая в кулачке билеты, и Аркадий Григорьевич увидел энергичное личико с негодующими глазенками.
