— Вам, молодой человек, необходимо беречь свое сердце. Учитесь, но не напрягайтесь. Осторожность и предусмотрительность во всем должны быть вашим девизом.
Началась «жизнь больного». Мать, обожавшая сына, свято выполняла советы профессора. От Леонида искусственно отстранялось все, что, по мнению матери, могло повредить здоровью: ему запрещалось ходить, пить вволю чай, напрягаться над решением сложных задач и даже (!) долго оставаться на свежем воздухе. Казалось, что все несет с собой опасность. Время от времени Леонид прерывал учебу и снова подвергался анализам, делал уколы, соблюдал строжайший режим.
Наконец, он кое-как закончил физико-математический факультет. Ожидания профессоров не оправдались. Ничего особенного из многообещающего студента не вышло. Он стал заурядным преподавателем физики. О большем нечего было и думать. Мешала болезнь.
— Леня! Ты опять сидишь больше положенного. Милый, тебе это вредно.
Больной молча покорялся. Однако иногда он протестовал, и тогда снова, как в былые времена, раскладывал перед собой дорогие сердцу записи, и мысли летели легко и свободно.
Однажды произошла встреча, которую Нежин не мог предвидеть и о которой поэтому не мог предупредить мамашу. Девушка с глазами серны неотступно завладела всеми его мыслями. Леонид вдруг увидел красоту темного звездного неба и ощутил радость, от которой быстрее билось сердце. И тогда он сказал об этом матери.
— Леня! Да разве тебе можно женится?
Он решил подождать… Надо ли винить девушку! Она через год вышла замуж за другого.
Пережитое оставило преждевременные серебристые следы на висках Леонида. Иногда он удивлялся тому, что все его считают больным. Физически он ничего не ощущал и чувствовал себя здоровым.
Вскоре произошло печальное событие — умерла мать.
После ее смерти в связи с гриппом Леонид обратился к врачам, которые снова «нашли сердце». Летом Нежин поехал в Кисловодск. Старый, опытный доктор начал изучать больного. Было проделано все, что полагается: различные анализы, рентгеновские снимки, электрокардиограмма, многократные измерения кровяного давления.
Порозовевший от горного воздуха и щедрых лучей солнца, Леонид снова сидел у врача в кабинете.
— Должен вам заявить с полной ответственностью, что ваше сердце абсолютно здорово. И сомневаюсь, было ли оно больным. Может быть, после перенесенного воспаления легких у вас и наблюдалось временное, так сказать, функциональное заболевание сердца. Но ведь было это много лет назад. Все давно прошло…
Нежин ушел от врача растерянный, почти оглушенный. Он и сам не чувствовал никаких симптомов сердечной болезни и в то же время не мог, отказывался верить своему здоровью.
В Москве он пошел на прием к профессору, у которого когда-то был еще с матерью. Профессор сильно постарел и конечно, давно позабыл о больном студенте. Он внимательно выслушал Нежина и сказал:
— Так вы, говорите, болели? Может быть… Сейчас от болезни и следа не осталось. Советую вам купаться в реке. Если плаваете, можете участвовать в состязаниях. Уверен, что ваше сердце выдержит все.
Итак, болезни больше не было. Но не было и радости. Леонид вернулся домой обескураженный. Здесь раз и навсегда заведенный порядок не менялся годами. В этих комнатах все было приспособлено к тому, чтобы щадить здоровье. Мягкие суконные туфли. Темно-зеленый абажур. Тишина. Полумрак. Но среди этого благополучия ему было тесно и душно. Вся его жизнь прошла в предосторожностях, опасениях, тревоге, страхе перед мнимой болезнью. Светлый путь научного творчества прервался. Личное счастье похоронено под ворохом врачебных диагнозов и рецептов. Не знал он радости, бодрости после занятий спортом, поэзии любви. Все заменила мнительность, подозрительное изучение своих ощущений. И вдруг — здоров!
Прошло несколько дней. Солнечное утро проникло узкой полосой света сквозь темные бархатные шторы окна.
Леонид потянул за шнур блока. Шторы бесшумно поползли в стороны. Он прошелся по комнате, настежь распахнул окно. В комнату ворвался свежий воздух. Перед ним раскинулась перспектива, полная простора и света.
— Давно бы надо так!
На ясном голубом небе выделялся силуэт рубиновой кремлевской звезды и ясная перспектива.
— Потеряно целых десять лет! Обидно. Но ведь не все потеряно! Жизнь всегда может дать новые весенние, зеленые побеги!
Так все сравнительно благополучно кончилось, но некоторые мнимые болезни тянутся на протяжении всей жизни «больных», коверкая их судьбу и судьбу окружающих людей.
Древнейшая медицина Востока еще за два тысячелетия до нашей эры говорила: «Три орудия есть у врача: слово, растения и нож». Слово ставилось на первое место.
Практически слово врача может оказать либо полезное, либо вредное действие на человека. Слово врача может породить неправильные представления о болезни, ухудшить состояние, вызвать длительную болезненную реакцию. Слово врача иногда оказывает решающее влияние на течение и исход болезни. Имеется много научных работ на тему о том, как по вине врачей возникают мнимые болезни. Известен термин «иатрогенный»: сочетание древнегреческих слов: iatros — врач и genao — произвожу. Болезнь, внушенная врачом.
Терапевт Р. А. Лурия в своих работах приводит следующий печальный факт. Одна женщина лечилась у известного клинициста. Он установил у нее компенсированный порок сердца и не раз, как говорила сама больная, спасал ее. Однажды профессор шутя сказал: «Вы можете вообще не беспокоиться о своем сердце — раньше меня не умрете, а если умрем, то вместе».
На следующий день клиницист скоропостижно скончался. Больная об этом узнала. Вызванный на дом врач нашел ее в состоянии крайнего волнения. Женщина говорила:
— Я знаю, что должна умереть.
Через несколько часов работа сердца действительно резко ухудшилась, и к вечеру наступила смерть. Слова знаменитого врача сыграли печальную роль. Видимо, больная оказалась чрезмерно внушаемой, и сильное волнение прервало ее жизнь.
Мы знаем много мучеников, без конца измеряющих кровяное давление, температуру, пульс. Кто сотворил этих мучеников? Во многих случаях мы, врачи. Слово врача играет первостепенную роль, но значение имеет и почва, на которую падает слово. Врач любой специальности должен быть хорошим психологом, между тем психологическая сторона болезни иногда остается вне поля зрения.
«Не хочу»
Плач и шум в нервно-психиатрическом диспансере можно услышать нередко, но на этот раз в соседнем кабинете рыдание было особенно громким. Кто-то плакал долго и горестно. Я заглянула, чтобы узнать, в чем дело. Красивая, но очень худая женщина продолжала всхлипывать, как ребенок.
Медицинская сестра поднесла ей в маленьком стаканчике валерьяновые капли. Она выпила, осушила глаза платком и, грустно кивнув головой, ушла. Врач Белова, работавшая психиатром восьмой год, смущенно улыбнулась и рассказала мне следующее.
— Несколько лет назад, когда я была ординатором клиники, ко мне в отделение поступила вот эта самая женщина, инженер-конструктор Софья Ильинична Купельская. Она была беременна. Поступила Купельская с диагнозом «депрессия» и утверждала, что готова на все жертвы, только не на сохранение беременности.
— Не хочу! Одна эта мысль приводит меня в ужас, — говорила она. — Я на ответственной работе. Необходимо закончить сложнейшую новую конструкцию автомобиля. От меня зависит многое, а вы хотите, чтобы я выбыла из строя на целый год. Это немыслимо. Это позор! Не хочу!
— Правда, я тогда стремилась ей внушить, что она не только инженер-конструктор, но и женщина,
