летела быстрей ветра, она кричала:
- Отсюда дотуда, мамочка, до утра доберешься!..
Да она и не потерялась на самом-то деле: она уже узнавала дорогу. Вон впереди знакомый поворот, за ним Колодец невесты. Здесь она сбавила шаг, попыталась шагать ровно - вот только бы миновать этот повороти пруд, а там всего миля останется, там можно опять бегом...
И тут она услышала. Услышала галоп лошадиной упряжки и сквозь барабанную дробь копыт звук быстрых каретных колес. От ужаса дыхание ее прервалось, но она продолжала шагать как заведенная, заранее обмирая от того, что предстояло ей увидеть за поворотом. И она увидела. Сперва пруд. Цыган уже не было, место казалось совсем заброшенным, черно-бархатная вода, седые травы. А карета-призрак катилась прямо на нее - пара коней, на передке два фонаря, их свет бежит по придорожным кустам. Полл юркнула на обочину и сжалась в ожидании неизбежного: вот сейчас кони свернут с пути на немощеную дорожку, рухнут в пруд и - душераздирающий вопль вслед за тем...
Полл уже разинула рот и сама чуть не завопила, но - ни звука. Карета была уже так близко, что Полл видела искры из-под кованых копыт и лицо кучера, тускло светящееся под шляпой. Ноги у нее подкосились, она упала на колени и закрыла глаза руками.
Земля тряслась, грохот стальных колес оглушил ее. Она прижалась к земле, как заяц, и застыла, пока карета не миновала Колодец невесты. Никакой не призрак, просто почтовая карета, которая ежевечерне, в девять по церковным часам, отправлялась с Маркет-сквер. Когда она проехала, Полл подняла голову и проследила взглядом, как она свернула за поворот. Прислушалась к замирающему звуку колес и копыт.
Прошло некоторое время, прежде чем она смогла пошевелиться. Впервые в жизни она так продрогла и впервые чувствовала себя такой беззащитной, будто надежность и прочность раз и навсегда исчезли из этого мира. Знакомство с привидениями не состоялось, зато она узнала страх, которого не знавала прежде. И это ее испугало. Ее собственный страх испугал ее.
Она медленно шагала по направлению к дому и пыталась облечь свои страхи в какую-то понятную форму. Рассказывали, например, что привидение в виде ослика являлось прохожим на Тэнк Лейн, или еще местные жители встречали черного пса - для некоторых это была добрая примета, а для других дурная. Но эти добродушные духи не испугали бы ее теперь. Да и впредь тоже - она вдруг поняла это. Темный страх, который она час несла в себе, в своем мозгу, не имел формы и образа...
Тут она услышала, что кто-то бежит ей навстречу, но это ее уже не испугало. Она продолжала свой путь ровным шагом, не опуская головы.
Тео бежал ей навстречу и от такой поспешности сопел и сипел.
- Я так и думал, - выдохнул он, - что ты придешь этой дорогой. Мама в т а к о м состоянии! Я вспомнил про Анни и сообразил, что ты у нее. - он хихикнул, пыхтя, как тот старикан из дома при дороге. - Эх ты, маму проучить захотела!
- А она Джонни заперла!
Но, кажется, это было тыщу лет назад...
- Глупая ты ослица!
Обругал, но пожал ей руку с нежностью.
- Она его выпустила?
- Разумеется. Ты что, маму не знаешь? Рассердилась, распалилась, а через минуту... - Он не договорил. - Однако на тебя она еще сердится.
Полл отмахнулась от этого предупреждения:
- А я была у Колодца невесты, и как раз почтовая карета проехала! Я даже подумала, что это карета молодоженов!
- Ой, Полл! Ты испугалась ?
- Слегка. И не надолго.
Тео так и ахнул:
- А я бы умер, ей-богу!
- Пережил бы! Это было н е т а к страшно.
Она и сама не могла объяснить, к а к это было, не могла найти верных слов. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала, что ей хочется домой, к маме, уткнуться в ее теплые колени. Может быть, для этого особого случая мама даст ей чашку горячей бузинной настойки с сухариками.
Парадная дверь стояла открытой. Полл пробежала по коридору, толкнула дверь кухни. Мама и тетя Гарриет стояли там и ждали. Ни привета на их лицах, ни утешения. Их глаза уставились на нее, их голоса зазвучали:
- Ты скверная девчонка...
Полл закрыла себе уши, она бы и всю голову себе закрыла. И пусть волны их гнева бьются об нее и разбиваются. когда же они иссякли, она проговорила спокойно:
- Я ведь жива-здорова, так из-за чего весь этот шум?
Мама вздохнула и выдохнула - и села. Вид у нее был измученный, больной, и Полл уже хотела броситься к ней, но тетя Гарриет преградила ей дорогу. Глаза у нее сверкали, углы рта опущены.
- И это все, что ты имеешь сказать? Когда твоя бедная мать чутьс ума не сошла от тревоги за тебя!
Полл плечами пожала: что могла она сказать, когда тетя Гарриет стояла между ней и мамой? Она пробормотала:
- Я не виновата, если она сама глупая.
Лицо у тети Гарриет стало такое раскаленно-красное, будто она сейчас дохнет дымом и пламенем.
- Ты злая девчонка! Если тебе не совестно так обращаться с мамой, то подумала бы о брате. Он, с его слабым здоровьем, бегает за тобой в такую погоду без пальто! Помяни мои слова: если он простудится до смерти, то это будет твоя вина!
Мама откликнулась, уже сдерживая смех:
- Ладно, Гарриет, довольно.
Она поднялась со стула, чтобы подойти к Полл, она руки к ней протянула. Но слишком поздно. Полл оттолкнула ее руки и выкрикнула:
- Черт с вами, черт с вами со всеми, провалитесь вы все к чертям!
И с плачем убежала наверх.
ГЛАВА 6
Та холодная весенняя ночь не причинила Тео никакого вреда, зато Полл подхватила от маленького Тома Даусетта скарлатину и чуть не умерла.
В пасхальное воскресенье в церкви она почувствовала сильный жар. Светлое платье из легкой альпаги гнуло ее к земле, крахмальные панталончики врезались в тело, а мягкий гуттаперчевый шнурок, державшийее новенький чепчик, стягивал ей подбородок, будто стальным обручем. Когда она поднялась вместе со всеми, чтобы пропеть общий псалом, ноги, как у тряпичной куклы, еле держали ее. Она шепнула Лили, которая стояла рядом:
- Я как-то странно себя чувствую.
Но Лили пела ото всей души и не слышала. Она была влюблена в приходского викария - видный такой мужчина, одна нога деревянная, - и в церкви Лили никого, кроме него, не видела и не слышала. Полл тоже попробовала петь, но горло у нее болело, орган гудел в голове, будто она пустая. Ей стало дурно, она подняла глаза к высокому своду, и ей показалось, что изваянные из дерева ангелы кружатся над ней и ныряют стремительно, как ласточки. Потом, очнувшись, она поняла, что сидит возле церкви на Солдатской могиле, мамина рука у нее на затылке, а под ней холодный камень.
Потом она была уже дома, в своей постели, и доктор склонился над нею. У доктора черная курчавая
