вверх, Джорджи принялась изливать поток женских жалоб, красноречивый список которых был бы достаточен, чтобы любой мужчина поспешил как можно скорее сбежать, заткнув уши.
Единственным утешением Колина было, что его экипаж мало или совсем не говорил по- французски. Это избавило их от узнавания истории болезни, которая сделала даже очень земного и невозмутимого мистера Пимма цвета сваренного рака.
Когда она перешла к месячным, Брюн успел наслушаться достаточно, чтобы пренебречь приказаниями Бертрана. Пробормотав торопливое «Я сейчас вернусь», — он устремился вверх по лестнице.
— О Боже, — выдохнула Джорджи. — Я думала, он никогда не уйдет. Я исчерпала весь запас существующих болезней.
— Господи, мадам, — зашипел Пимм, — у вас совсем нет стыда? Умоляю вас, избавьте меня от подробностей ваших недомоганий, боюсь, я сам уже заболеваю.
— Хороший же вы судовой врач, — заявила Джорджи. — Если вы действительно получили какое-то медицинское образование.
— Никакого, что могло бы вам пригодиться, — вступил в разговор Колин. — Теперь выкладывайте. Вам нелегко было топать сюда. Что вы затеяли? Я не потерплю…
— Капитан Данверс, пожалуйста, заткнитесь. — Джорджи взглянула на него. — Но если хотите знать, я здесь, чтобы спасти вас.
Колин вскинул руки:
— Вы? Спасти нас? — Итак, осуществлялись его наихудшие страхи. — Знаете ли вы, что большая часть экипажа поставила деньги на то, что вы — главная причина всей этой заварухи? Поэтому, пожалуйста, не делайте больше ничего, чтобы не усугубить наше и без того плачевное положение.
Джорджи приблизилась к двери.
— Вы что же, не изменили своего мнения? Я не шпионка. Я не французский агент.
Колин не мог сдержаться. Он открыто засмеялся ее взрыву, ее горячему темпераменту, ее страстности. Черт, он любил эту невозможную женщину.
Он любил ее. Осознание этого заставило его вздрогнуть. Вот уж поистине подходящее время убедиться в этом.
— Я знаю. — Это все, что он мог сказать. Но даже это короткое признание удивило ее.
— Что вы сказали?
— Я сказал, что знаю: вы — не французская шпионка, мисс Аскот.
Она отступила на шаг от двери. Он мог поклясться, что видел, как в голове у нее вертелась мысль, каким образом он узнал, кто она на самом деле. Но видимо, она быстро нашла правильный ответ: Рейф.
— Да, Рейф. Очевидно, он украл не только поцелуи у вашей чувствительной сестры. — Он протянул руку сквозь отверстие разделяющей их решетки. — Джорджи, что бы вы ни задумали, не делайте этого. Спасайтесь сами. Спасайте Хлою.
Она встретила его руку и осторожно коснулась кончиков пальцев, словно боялась более тесного контакта с ним.
— Почему вы сохранили мои туфли?
— Сейчас это не имеет значения.
— Для меня — имеет, — прошептала она, сжимая его руку.
Тепло ее пальцев проникло в него словно успокаивающий бальзам. Вот в чем была его сила, его решимость. Эта женщина была олицетворением их. Но он не мог позволить ей осуществить свой план, каков бы он ни был, он не допустит, чтобы она попала в очередную беду. Он уже причинил ей немало горя.
— Джорджи, это не игра. Здесь не лондонский зал, где можно шутить и дурачиться. Помощи ждать неоткуда. Вы должны сделать все, чтобы спасти себя, вашу сестру и нашу дочь.
Она выдернула руку, ее рот сложился в упрямую линию.
— Я не могу сделать этого. Во всяком случае, сейчас.
Черт бы побрал ее упрямство, подумал Колин, переплетя пальцами железные брусья решетки. Он потряс дверь, взломать которую потребовалась бы сила ста крепких мужчин. Но так как дверь выдержала его гнев, он заявил:
— Как ваш опекун, я приказываю вам…
— Мой опекун? Вот это да! — Она вызывающе подбоченилась. — За одно это я хотела бы посмотреть, как французы расправятся с вами. Пытаться выдать меня замуж за лорда Харриса. Лорда Харриса!
Она произнесла это таким тоном, словно ни за что не желала связывать свою судьбу с этим человеком.
— Мне сказали… — начал он в свое оправдание.
— Вам сказали? — бушевала она, почти прижавшись к решетке. — А вы подумали о том, чтобы спросить меня?
Колин отшатнулся и впервые за последний день был благодарен судьбе, что их разделяет железная решетка и крепкие замки удерживают ее от него. Тем более что у него действительно не было оправданий тому, как он пренебрег своими обязанностями.
— Конечно, не подумали. Уж эти мне мужчины! — в отчаянии произнесла Джорджи. — Вы все скроены по одной мерке. — Она бросила на него хмурый взгляд. — Не понимаю, почему я пытаюсь вытащить вас из этого неприятного положения.
Ну вот наконец он и увидел это. Тот же свет в ее глазах, который помнил с их ночи в Лондоне. Янтарный огонек, который, он знал, способен был разгореться в неистовый пожар.
Несмотря на все его ошибки и промахи, она все еще испытывала чувства к нему.
— Зачем вы пришли сюда? — спросил он, пытаясь найти подтверждение своим догадкам.
— О, не глупите, — с жаром ответила Джорджи. — Если вы спрашиваете, значит, ничего не поняли. — Вновь в ее глазах вспыхнул огонь, и она выглядела так, словно готова была во всем признаться, но замолчала и отвернулась.
Однако Колин понял все слишком хорошо, и это вызвало у него еще большие опасения за ее безопасность.
Она повернулась к мистеру Пимму, который стоял все еще красный и негодующий от перечисления ее женских недомоганий.
— Сэр, у вас есть еще тот порошок, что вы дали вдове в Волтурно? Тот, что помог ей уснуть.
— Недостаточно, чтобы вылечить все ваши болезни, мадам, — покачал он головой.
Она отмахнулась от его ответа:
— Нет-нет. Не для меня. Для экипажа. Для французов.
— Мадам, не вижу, на что могут жаловаться французы… — Затем он умолк.
Чтобы она ни замыслила, Пимм, очевидно, понял ее, потому что в его глазах зажглась такая темная решимость, что Колин подумал, не предупредить ли Бертрана.
Затем коварный агент начал качать головой.
— Недостаточно для всего экипажа. А если снадобья недостаточно, это опасное дело.
Джорджи глубоко вздохнула, ее рука сжала подбородок.
— Хорошо, а как мне приготовить больше? На это Пимм заартачился:
— Нет-нет, я не могу. Это семейный рецепт. Над святой душой моей матери я обещал никогда не разглашать его.
Колин кашлянул.
— Вы, старый обманщик, — обратился он к Пимму. — Мне достоверно известно, что ваша матушка жива и здорова и составила себе неплохое состояние, продавая это снадобье в Эдинбурге.
Пимм раздраженно поджал губы, так как его уличили во лжи.
— Рецепт очень сложный и тонкий. Если я разглашу многолетний семейный секрет…
— Замолчите, — не выдержала Джорджи. — Однажды вы сказали, что если мне что-то понадобится, достаточно будет только попросить. Любое одолжение.
— Я никогда…
Джорджи нахмурила брови. Вздернутого подбородка и взгляда, который она бросила на Пимма, было достаточно, чтобы пригвоздить агента к месту.
— Что я тогда имел в виду…
— Ну! — Она продолжала не мигая и твердо смотреть на него.
— Но, моя дорогая леди, то, что вы просите, невозможно, — начал Пимм, переминаясь с ноги на ногу. — Если моя матушка когда-нибудь узнает, что я раскрыл секрет ее заветного средства, я не могу поручиться за ваше благополучие.
Джорджи закрыла глаза и, казалось, досчитала до десяти. Когда ее ресницы распахнулись, она протянула руку:
— Рецепт.
— У меня его нет в письменном виде. Слишком опасно доверять его бумаге. Потому что если он попадет не в те руки…
— Сэр, достаточно уверток. Рецепт, или же я немедленно выбрасываю ваши драгоценные бумаги за борт.
— Мои бумаги! — пронзительно воскликнул он. Затем его голос упал на несколько октав: — Они у вас?
— Конечно, у меня. — Она топнула ногой. — Теперь справедливая сделка, сэр: ваша жизнь и бумаги за рецепт.
Пимм выглядел так, словно находился между Сциллой и Харибдой.
— Джорджи, немедленно избавьтесь от этих бумаг, — приказал Колин. — Если они поймают вас с ними…
Джорджи отмахнулась:
— Они в безопасности. Поверьте мне, никто не станет искать их там, где я их спрятала. — Она опять взглянула на Пимма: — Так как же?
Он глубоко вздохнул.
— Ваше слово, мадам, поклянитесь памятью своих родителей, что вы никогда не разгласите того, что я вам сообщу.
Она кивнула и наклонилась вперед. Пимм сложил ладони рупором и принялся шептать ей на ухо. Через несколько минут тихого совещания они отступили друг от друга и обменялись рукопожатием.
— Пропорции — очень точные, — предупредил ее Пимм. — И не переборщите, иначе это снадобье может взорваться.
Колин застонал. Джорджи и взрывчатые вещества? Он мог уже сейчас готовиться к взрыву.
— А если я добавлю его в бренди… — начала она.
— Бренди? — Пимм покачал головой. — Оно сделает это средство менее действенным. И не могу гарантировать, каков будет эффект в смеси с алкоголем. Это может иметь губительные последствия.
— Похоже, задаром пропадет хорошее бренди, — проворчал Ливетт.
Колин прислонился лбом к решетке.
— Джорджи, я хочу, чтобы вы хорошенько подумали.
— Не могу. Не сейчас. — Она приблизила к нему лицо. — Прошлой ночью Мандевилл был на борту «Сибариса».
— Да, знаю. Рейф сказал мне. Вот почему вы не должны делать это. Если он заподозрит вас в чем-то — хотя бы в чем-то! — вы не будете в безопасности.
— Он уплыл поздно
