своеобразное безмолвное бдение над двумя умершими.
Почувствовав, что больше не в силах смотреть на мертвого Джейми, я подняла голову и перевела взгляд на узкий морской залив, который здесь называли Треста Boy. Такие заливы, которые на самом деле были затопленными низинами, типичны для здешних мест. На острове их насчитывалось несколько десятков. Они тянулись от моря вглубь острова, напоминая тонкие изорванные шелковистые ленты. У меня не хватает слов, чтобы описать эти извилистые, изломанные фиорды, порой самых причудливых форм. С возвышенности, на которой я сидела, открывалась удивительная картина. Полоски земли и холмы чередовались с участками воды, обрамленными узкими песчаными бухточками. Если бы я была достаточно высокого роста и обладала зрением орла, то смогла бы проследить это удивительное чередование моря и суши аж до самого Атлантического океана, где земля окончательно проигрывала битву.
Я находилась на Шетландских островах, самых отдаленных и изолированных из всех Британских островов. От северо-восточной оконечности Шотландии до этого архипелага, состоящего почти из сотни островов, более полутораста километров. Лишь пятнадцать из них заселены людьми, на остальных же обитают лишь тупики, моевки, большие поморники и прочая живность.
Социальное, экономическое и историческое развитие этих островов проходило весьма своеобразно, чему немало способствовало их необычное географическое положение. Когда мы с Дунканом впервые поднялись на то место, где я сейчас сидела, он обнял меня и тихим голосом начал рассказывать историю о грандиозной битве, которая состоялась некогда между айсбергами и древними гранитными скалами. В результате возникли Шетландские острова, изобилующие карстовыми пещерами, фиордами и обветренными скалами. Тогда мне понравился рассказ Дункана, но сейчас я думаю, что он был не очень точен. Сражение между сушей и морем не закончилось – оно продолжается до сих пор. Честно говоря, иногда мне кажется, что хотя и сами острова, и населяющие их люди уже много веков упорно противостоят ветру и морю, они обречены на поражение.
Прошло двадцать минут, прежде чем к нашему дому подъехала белая машина с характерной синей полосой, кельтским крестом и надписью «Служить и защищать». За полицейской машиной следовали еще две – большой черный внедорожник и новенький, очень чистенький серебристый спортивный «мерседес». Из полицейской машины вышли два констебля, но меня гораздо больше интересовали те, кто приехал вслед за ними.
Водителем «мерседеса» оказалась женщина, которая показалась мне слишком миниатюрной и изящной, чтобы быть полицейским. Ее темные волосы доходили до плеч и красиво обрамляли лицо, а когда она подошла ближе, я смогла рассмотреть тонкие, мелкие черты лица, зеленовато-карие глаза и легкую россыпь веснушек на изящном носике. В остальном ее кожа цвета кофе с молоком выглядела безупречной. Женщина была одета в чистую, без единого пятнышка куртку и темно-красные шерстяные брюки. Ее зеленые охотничьи сапоги были абсолютно новыми. Еще я заметила золотые сережки в форме бабочки и несколько колец на пальцах правой руки.
Рядом с ней приехавший на внедорожнике мужчина выглядел просто громадным. При росте под метр девяносто он был еще и очень широк в плечах. На нем тоже была куртка и охотничьи сапоги, но куртка лоснилась от старости, а зеленые сапоги выглядели так, словно их носили уже несколько десятков лет. У мужчины были светло-рыжие волосы, а яркий румянец и мелкая сеточка лопнувших сосудов на бледном от природы лице свидетельствовали о том, что он очень много времени проводит на свежем воздухе. Портрет дополняли огромные мозолистые руки типичного фермера. Я поднялась с места, предварительно прикрыв голову Джейми куском брезента. Возможно, вам это покажется нелепым, но я не хотела, чтобы кто-то с любопытством рассматривал моего мертвого друга.
Мужчина остановился в двух шагах от меня.
– Тора Гутри? – спросил он, глядя на брезент у моих ног и пытаясь понять, что находится под ним.
– Да, – ответила я, когда он снова перевел взгляд на меня, и добавила: – Думаю, вас гораздо больше заинтересует то, что находится там, на дне ямы.
Его спутница уже стояла у самого края выкопанной мною могилы и смотрела вниз. Я заметила, что во двор въехали еще две машины.
Похожий на фермера полицейский двумя шагами преодолел расстояние, отделявшее его от ямы, заглянул в нее и снова повернулся ко мне.
– Меня зовут Энди Данн. Я инспектор уголовной полиции Северного полицейского управления. Отдел специальных расследований. А это детектив сержант Дана Таллок. Думаю, вам лучше пройти с ней в дом.
– Около шести месяцев… – сказала я, думая о том, когда же наконец меня перестанет бить дрожь.
Мы с детективом сержантом Таллок сидели в кухне за большим сосновым столом. Женщина-констебль стояла в углу. Обычно кухня была самым теплым местом в доме, но сегодня все было не как всегда. А от вида сержанта, которая не стала снимать куртку, ограничившись тем, что расстегнула верхнюю пуговицу, мне стало еще холоднее. Констебль тоже осталась в верхней одежде, но она, по крайней мере, сварила нам кофе. Обхватив руками горячую кружку, я почувствовала себя немного лучше.
Не спрашивая разрешения, сержант Таллок включила в розетку крохотный ноутбук и начала печатать с пулеметной скоростью, одновременно засыпая меня вопросами.
К тому времени мы находились в доме уже более получаса. Мне позволили переодеться в сухую одежду. Точнее, они настояли на этом, а все мои грязные, мокрые вещи были тотчас же собраны, упакованы и отнесены в одну из ожидающих во дворе машин. Но принять душ мне не дали, хотя испачканные в торфе руки и грязь под ногтями отнюдь не придавали мне уверенности в себе. Со своего места я не могла видеть, что происходит во дворе, но слышала, как к дому подъехали еще несколько машин.
Я уже не менее трех раз описала события прошедшего часа, и с каждым разом вопросы сержанта становились все дотошнее. А теперь, похоже, она решила попробовать подойти к делу с другой стороны.
– Пять или шесть месяцев назад… – повторила я. – Мы переехали сюда в начале декабря прошлого года.
– Почему? – поинтересовалась она.
Я уже успела заметить в ее речи небольшой, мягкий акцент, характерный для жителей восточного побережья. Сержант не была уроженкой этих мест.
– Здесь красивая природа и высокий уровень жизни, – ответила я, пытаясь понять, что именно так раздражает меня в этой женщине. Вроде бы придраться не к чему… Сержант была весьма любезна, и никто бы не усомнился в ее профессионализме, но при этом она как-то уж слишком бесстрастна и холодна. За все время она не сказала ни одного лишнего слова. Каждая фраза, слетавшая с ее уст, была тщательно взвешена и продумана. Я же, напротив, говорила слишком много и с каждой минутой становилась все более нервной и раздражительной. В присутствии этой миниатюрной миловидной женщины я чувствовала себя слишком большой, неуклюжей, плохо одетой, грязной и – что самое неприятное – виноватой.
– Кроме того, это чуть ли не самое безопасное место во всей Великобритании, – невесело улыбнулась я и добавила, перегнувшись через стол: – По крайней мере, так утверждалось в объявлении о вакансиях.
Сержант Таллок продолжала пристально смотреть на меня, не произнося ни слова.
– Помню, что тогда это показалось мне немного странным, – продолжала бессвязно бормотать я, не в силах остановиться. – То есть я хотела сказать, что обычно при переходе на новую работу нас интересует множество совсем других вещей. Высокая ли зарплата? Какова продолжительность отпуска? Нормированный или ненормированный рабочий день? Дорого ли стоит жилье? Наконец, есть ли поблизости хорошие школы? Но интересоваться тем, насколько «безопасно» здесь жить?… Думаю, мало кто задает подобный вопрос, устраиваясь на работу. Это даже заставляет думать, что вам здесь есть что скрывать.
Сержант Таллок обладала фантастическим самообладанием. Я о таком могла только мечтать. Она оторвала взгляд от моего лица и перевела его на кружку с кофе, к которому пока даже не притронулась. Поднеся ее к губам, она сделала осторожный глоток и снова поставила кружку на стол. На ободке остался бледно-розовый след от помады. Я никогда не красила губы, и эти жирные следы были мне омерзительны. Почему-то они казались слишком личными, чтобы оставлять их после себя как мусор. Для меня это было все равно что бросить обертку от гигиенического тампона на ковер в чужой гостиной.
Теперь Таллок снова смотрела на меня. Я заметила какой-то странный блеск в глазах сержанта, но не
