держал там свои игрушки, много играл, но никогда не спал. Каждую ночь он ложился на нижнюю кровать, под Томом.
– Джо, ты не спишь?
Но, едва открыв рот, он уже заметил, что нижняя кровать пуста. Стеганое одеяло отброшено, на подушке вмятина в том месте, где лежала голова Джо.
Том перебросил ноги через край и спрыгнул на ковер. В темноте все казалось неподвижным. Были приоткрыты три двери – в ванную, в комнату Милли и в спальню родителей, – но за каждой из них было темно. Когда он подошел к лестнице, ведущей вниз, потянуло холодом: это открылась входная дверь.
Кто-то вышел на улицу? Или, наоборот, зашел?
Верхняя ступенька громко заскрипела. Почти надеясь в душе, что родители услышат его и проснутся, Том сделал шаг вперед, потом еще один.
Так кто же там шептал? И где Джо?
Когда он дошел до нижней ступеньки, снова потянуло сквозняком. Волоски на его руке поднялись дыбом, тело покрылось гусиной кожей. Затем сквозняк исчез, и воздух снова стал мягким и почти теплым. Дрожать было действительно не из-за чего, но Том никак не мог успокоиться.
Он знал, что может разбудить маму и папу. То, что Джо вышел из дома посреди ночи, было слишком серьезным делом, чтобы справиться с ним самому. К тому же, когда они с Джо оказывались вовлеченными в какую-то неприятность, вина никогда не делилась пополам. Добрые девяносто процентов неизменно доставались старшему брату, а сами обстоятельства дела вообще редко когда рассматривались. И Том точно знал, что, если он разбудит родителей, кто окажется виноват во всем, как только Джо будет найден и возвращен домой.
Поэтому на этот раз Том собирался сам проучить его. Сколько можно терпеть!
Он шагнул за порог и на мгновение забыл, что только что злился, забыл, что был очень близок к тому, чтобы испугаться. Так вот на что она похожа, эта ночь: мягкая, наполненная своими запахами и странным образом теплая, лишившая красок все вокруг и оставившая взамен только два цвета, черный и серебряный, да еще призрачный лунный свет. Он сделал еще шаг от дома.
А потом Тома снова начало охватывать чувство, которое, похоже, появлялось всякий раз, когда он выходил на улицу в последние дни. Иногда оно подкрадывалось к нему даже внутри дома, особенно когда за окном становилось темно. Порой он просто не мог дождаться, пока вечером будут задернуты занавески.
Кто-то и сейчас следил за ним, он знал это. Причем кто-то, находившийся совсем близко. Он почти слышал его дыхание и только надеялся, что это Джо. Том медленно повернул голову в сторону угла дома.
На него смотрели два больших глаза на бледном одутловатом лице. Потом они исчезли.
Том рванулся к дому. Уже на пороге, в относительной безопасности, он остановился и обернулся.
По стене, отделявшей сад Флетчеров от церковного участка, карабкалась девочка, примерно его ровесница, если судить по росту. Она взбиралась на нее быстро, словно делала это уже много раз. У нее были длинные волосы, и одежда развевалась под дуновением легкого ветерка. Как и Том, она была босой, только ее ноги совсем не были похожи на его. Даже с этого расстояния они казались громадными. Точно так же, как и ее руки.
Вдруг Том заметил еще кое-что на углу дома, как раз в том месте, откуда появилась девочка. Он уже был готов нырнуть в дверь, но тут сообразил, что это был Джо в красно-синем, как у Человека-паука, домашнем халате.
– Что ты здесь делаешь? – зашипел он на Джо, который уже бежал к нему. – Немедленно в дом, а то я позову папу!
Бросив взгляд на церковную стену, он увидел, что девочка пропала. Ушла или просто прячется? Потому что именно это она и делала. Пряталась и следила.
– Мы не должны быть здесь, Том, – пробормотал Джо.
– Сам знаю, что это неправильно, – огрызнулся Том. – Поэтому давай побыстрее вернемся в дом, пока папа с мамой не проснулись.
Джо поднял голову. На бледном лице его глаза казались просто огромными.
– Нет, не то, – сказал он, переводя взгляд с Тома на церковную стену. – Мы не должны быть здесь, – повторил он. – Это небезопасно.
13
22 сентября
Милли, маленькая девочка с волосами цвета сахарной ваты, гуляла в саду. На ней была старенькая одежда одного из братьев – темно-синие спортивные штаны и футболка в синюю и белую полоску. Она ползала по земле и вся перепачкалась. Из штанов выглядывал край подгузника, из-за которого ее попка выглядела просто громадной.
– Милли! – раздался мамин голос со стороны дома. Она появилась в дверном проеме: в одной руке пластмассовая миска, другая раздраженно уперта в бок. – Ты только взгляни на себя! – сокрушенно воскликнула она.
Милли посмотрела на нее. Она попыталась встать, приподнялась немного, но тут же шлепнулась на попку.
– Ладно, малышка, побудь здесь минутку, – сказала мама. – Я сейчас принесу тебе переодеться. А потом мы позовем мальчиков. Пока!
Она снова исчезла в доме. Милли уже открыла было рот, чтобы захныкать, но потом быстро повернулась в другую сторону. Она что-то услышала.
Она отправилась в путь на четвереньках и очень скоро добралась до стены, разделявшей участки. Всего в нескольких сантиметрах от нее она остановилась и подняла голову вверх. Старый тис, которому, наверное, было несколько сотен лет, рос на церковном дворе настолько близко к стене, что почти стал ее частью. Милли смотрела на него.
– Ивет, – сказала она. – Ивет, Эбба!
14
25 сентября
Она оказалась выше, чем запомнилось ему, но такой же стройной. Когда она появилась из фургона для лошадей, на плече у нее висела уздечка с поводьями. Она продела правую руку под седло, висевшее на большом крюке, и, подняв его, пошла через двор. В левой руке она держала палку из металла и пластика, на которую опиралась, медленно и неловко ступая по бетонному полу.
Гарри замер среди низко опустившихся ветвей большого грецкого ореха, следя за тем, как она хромает в сторону кладовки, где хранилась упряжь. Она толкнула дверь плечом и несколько неуклюже вошла.
И вообще, действительно ли это была удачная идея? Прошло уже несколько месяцев, с тех пор как он в последний раз приглашал женщину пойти с ним куда-нибудь. И почему он выбрал для этого человека, о котором ему абсолютно ничего неизвестно?
За исключением разве что пары вещей, которые он узнал в последнее время: например, что седалищный нерв является самым протяженным и самым широким одиночным нервом в человеческом теле, который начинается в нижней части спины и проходит через ягодицу по всей ноге. Он узнал, что нерв этот охватывает кожу ноги, а также мышцы задней части бедра, нижней части ноги и ступни. В тот же день, когда он встретил доктора Оливер, – теперь он знал, что ее зовут Эви, – он после обеда сел за компьютер и занялся поиском. Через десять минут он чувствовал себя так, будто молится.
Дверь кладовки для упряжи открылась, и она снова вышла на улицу. Без тяжелой амуниции в руках она шла уже легче, но все равно заметно раскачивалась и хромала.
Прежде чем он успел сдвинуться с места, она заметила его и остановилась. Хорошо это или плохо? Потом она протянула руку, чтобы расстегнуть тесемку и снять шляпу. Хорошо? Она снова пошла в его сторону. Выражение на ее лице могло быть улыбкой, но с таким же успехом и гримасой раздражения. Трудно сказать наверняка, и нет времени соображать, потому что она уже совсем рядом и нужно что-то сказать…
– Привет!
Она сделала это первой. «Привет» – это уже неплохо, правда ведь? Гораздо лучше, чем, допустим, «Какого черта вы здесь делаете?».
