стала снимать со старушки пи пальто, ни шапку. Где я уже видела эту шапку?
– Думаете, мне стоит позвонить ветеринару? – спросила она, ни на секунду не отрывая взгляда от пса. – В Хонитоне есть врач, я его как-то вызывала, сразу после смерти Джима. Но он так дорого берет!
– Я сама ветеринар, – напомнила я, опять опускаясь на колени и открывая сумку. Потом повернулась к ней лицом и выдавила улыбку. – С соседей я денег не беру.
– Вы говорите, ветеринар, – сказала Виолетта. – Трудно добираться в город в ветклинику. Автобусы же отменили.
– Давайте-ка, я осмотрю вашего пса.
У старушки на глаза стали наворачиваться слезы.
– Сделайте милость, дорогая, – с трудом выговорила она.
Я отвернулась и сосредоточилась на пациенте. Пес лежал у камина, тяжело дыша. Мне не понравились его мутные глаза и липкая шкура. Я не сразу нащупала пульс. Очень слабый. Подержала в руках каждую лапу. Все холодные.
– Сколько ему лет, Виолетта?
– Не помню точно. Четыре, может быть, пять.
Я попыталась спрятать улыбку. Как пить дать, Бенни было не меньше двенадцати. Я протянула руку и погладила пса: по спине, по животу, каждую лапу. Живот раздулся, но в целом пес был очень тощим.
Бенни опять начал кашлять.
– Давно он кашляет? – спросила я.
Виолетта озадаченно посмотрела на меня, как будто на школьного учителя, задавшего трудный и совершенно неприличный вопрос.
– Он стал кашлять на прошлой неделе, – наконец призналась она. – Я дала ему своей настойки лютиков.
Я вытащила стетоскоп и послушала сердце Бенни. Ясно прослушивались шумы.
– У него хороший аппетит? – продолжала я расспрашивать.
– Бенни любит поесть, это правда. Всегда хорошо кушал.
Я вновь перевела взгляд на лежащего передо мной пса. Если не считать вздувшегося живота – кожа да кости. Я могла бы и дальше задавать ненужные вопросы о собаке, но нe надеялась получить на них ответы. Более того, я была почти уверена, что знаю причину его недомогания. И я считала, что должна предложить усыпить собаку. Но знала я и то, что не смогу этого сделать. Это не по мне. За то немногое время, что я провела в обществе Виолетты, я поняла, что пес значил для нее все. Лечить домашнего любимца и лечить больную дикую лисицу – вещи совершенно разные.
– Что я буду делать без Бенни? – прошептала Виолетта, как будто прочитав мои мысли.
А и правда, что? Но я не могла избавиться от чувства, что очень скоро перед старушкой встанет этот вопрос. Бенни, я была почти стопроцентно уверена, страдал от хронической сердечной недостаточности. Если бы вовремя распознали болезнь, пса можно было бы вылечить медикаментозными средствами. Но Бенни уже слишком стар и болеет давно.
– Виолетта, ему необходим покой. Завтра я сделаю ему укол – введу препарат под названием фуросемид. Это мочегонное. – Непонимающий взгляд Виолетты. Я попыталась пояснить доходчивее: – Необходимо вывести лишнюю жидкость, скопившуюся в его организме, это поможет сердцу биться. Есть шанс, что Бенни станет лучше. Если же нет…
Я не была уверена, все ли из сказанного она поняла, и меня не покидало ощущение, что настоящая опасность подстерегает Бенни завтра утром, когда Виолетта забудет о его сердечном приступе и вновь попытается вывести на прогулку.
Я поднялась с колен. Взглянув на часы, поняла, что у меня еще есть время для вечерней пробежки, если уж утром побегать не получилось.
Однако как я могла оставить взволнованную дрожащую Виолетту, которая никак не могла согреться даже в пальто и шапке? Я спросила, не сделать ли ей чай. Она буквально встрепенулась, услышав мое предложение, и я поняла, что не уйду.
В кухне Виолетты была большая кладовка, но деревянные полки были пусты, их покрывал толстый слой пыли. Я нашла упаковку с пакетиками чая, небольшую пачку сахара и картонный пакет несвежего на вид молока. Похоже, она перебивалась консервами. Интересно, когда в последний раз она ела свежеприготовленную пищу? Где она берет продукты? В поселке только один магазин, в котором размещается и почта. Там можно купить хлеб, молоко, яйца и масло. Все остальные продукты либо в сухом виде, либо консервированные. Виолетта из-за отсутствия автомобиля и автобусного сообщения не в состоянии покинуть поселок. Должно быть, у нее нег родных, в противном случае она никогда бы не оказалась в столь жалком состоянии, не была бы так привязана к собаке и не зависела бы от незнaкомых людей, изредка проявляющих сострадание.
Протягивая ей чашку чая, я вспомнила, где видела Виолетту раньше. Три дня назад она присутствовала на поселковом собрании. Сидела с четырьмя другими стариками, одного из которых, как я теперь знала, звали Эрнест Эмблин. Они все молчали, но слушали очень внимательно.
– Виолетта, можно задать вам вопрос?
Она подалась вперед, внезапно встревожившись.
– Я пыталась вспомнить, когда умер Уолтер Уитчер, – продолжала я. – Уолтер, который жил в конце поселка. В доме, сделанном из четырех хибар.
Что-то изменилось в лице Виолетты, она опустила глаза.
– Четыре хибары, – прошипела она. – Мы дивились, зачем они их объединили. Мы ведь и так все знали.
– Прошу прощения?
– Они были плохими парнями. Дерзкими, плохими парнями. Все, за исключением Уолтера. – Она подняла на меня бледно-голубые глаза и продолжила: – Мы все жалели Уолтера. Он раньше выращивал георгины – просто загляденье, самых разных цветов. Однажды я выразила свое восхищение, когда он работал в саду, и на следующее утро нашла на пороге букет георгинов. Как мило с его стороны!
– Да, действительно. Виолетта, вы помните, когда он умер?
– А Уолтер умер? – Она поморщилась, так была огорчена.
Бесполезно. Виолетта с трудом могла вспомнить, что произошло всего лишь час назад. Я кивнула.
– Несколько месяцев назад. Я не помню, чтобы его хоронили. Интересно…
– Гарри умер. Однажды ночью Гарри напился. Он вечно напивался. Шел домой по железнодорожному полотну – вскоре после того, как вернулся сюда, – и попал под поезд.
Кто такой этот Гарри? Муж Виолетты? Она ведь говорила, что его зовут Джим!
– Я помню похороны Эделины, – попыталась я зайти с другой стороны. – Прошлой осенью, в ноябре, верно?
При упоминании о смерти Эделины я вновь почувствовала приступ раскаяния. Она умерла одна в собственном доме: из-за хронического воспаления легких не выдержало сердце. Она пролежала мертвой четыре дня, прежде чем почтальон обнаружил ее и обратился в полицию. А еще говорят, что в маленьких поселках все друг другу помогают. Я огляделась: что-то не видно, чтобы кто-то помогал Виолетте. Неужели ее ждет участь Эделины?
– Эделина. – Виолетта отрицательно качала головой.
А я ждала продолжения. По ее поджатым губам было понятно, что она невысокого мнения об Эделине.
– Наглая бесстыдница в обтягивающих платьях, с сиськами, выставленными на всеобщее обозрение. – Виолетта наклонилась ко мне, как будто нас могли подслушать. – Тогда почтальоном служил Ронни Гейтс, он быстро разносил почту и заглядывал к Уитчерам. Вот он говорил, что никогда не знал, из какого дома на этот раз выйдет Эделина. Даже из дома Арчи выходила, а ведь он служил в церкви.
Арчи? Гарри? Виолетта говорила много и сбивчиво. Разговор о прошлом расстроил ее. Я попыталась вставить слово, но старушку понесло.
– Если разглагольствуешь в церкви, это еще не значит, что ты хороший человек, – говорила она. – Он был – как это называется? – проповедником без духовного сана. Он отправлял службы, пока у нас не было своего священника. А потом уехал. Поговаривали, подался в Америку. Это было в 1958 году, в том году,
